А ведь король был абсолютно прав, и это ясно для любого здравомыслящего европейца, католика, протестанта и, тем более, православного, если этот европеец не утратил те последние тонкие нити, что могут связывать его с подлинно традиционной точкой зрения на институт власти как таковой! Нет государя – нет и государства как такового. Каролинг, объезжающий своих сеньоров, Рюрикович, идущий со своей дружиной в полюдье, византийский император, стоящий лагерем вдали от блистательной столицы – это и есть полноценное государство, вне зависимости от количества людей, сопровождающих своего монарха. Государство – это не территория, а личные отношения между Государем, его дружиной и подданными, отношения, которые, прежде всего, индивидуализированы, и только потом обобществлены. В силу этого, даже стольные грады средневековых европейских государств часто менялись. Столицей автоматически становился тот город, в котором определенное время пребывали государь и двор.
Возьмем пример из Русской истории. Гостомысл призывает на Новгородский стол своего внука Рюрика, призывает из своего стольного града Новгорода, тогда еще Словенска Великого. Гостомысл умирает, и Рюрик садится в Ладоге, укрепляя ее, и борясь с новгородским боярством. Ладога становится столицей юной Русской государственности.
Далее Рюрик селится в Новгороде и отстраивает его заново или расширяет, за что древний Словенск и получает во всех отношениях новое имя – Новгород. Его наследник и родич Олег уже объявляет Киев матерью городов Русских, т. е. метрополией. Князья Мономахова дома переносят столицу во Владимир, хотя власть духовная в лице митрополита продолжает иметь свой стол в Киеве. Далее наступает черед Москвы, где власть светская и духовная вновь соединяются перед началом небывалого государственного подъема. Именно и только государь определяет место, где есть столица, а значит, и сосредоточение государственной власти!
Замечательной иллюстрацией к этой мысли служит то понимание Государя, которое сложилось под влиянием православной веры в Византии.
Коренное убеждение христианского Востока состояло в том, что духовная свобода, а равно и ответственность личной веры, ни в коем случае не должны были быть подавляемы или опосредованы коллективным или чисто юридическим началом. Духовная ответственность индивидуума становилась поистине всецелой. Отсюда, и индивид, облаченный высшей императорской властью, переживал, в идеале, свое служение так, будто он действительно один стоит на ветру истории и от его решений зависит судьба христианской ойкумены и империи. В лице Императора фокусировалась вся полнота власти в силу его уникальной и абсолютной ответственности, именно как Василевса, перед Всевышним за судьбы христиан мира.