Истинная нация вызревает в рамках традиционного государства и имеет сложную внутреннюю структуру с системой сословий, разрядов, иерархий, благодаря чему сама субстанция нации приобретает органическую жизненную устойчивость и силу.
Разрушение государства ломает все перегородки внутреннего организма нации и делает из нее безликую однообразную массу, не способную не только к политической, но и к творческой жизни вообще. Истинная задача современности по возрождению государства и нации есть задача обретения первым верного принципа и смысла, а второй – правильной формы, есть задача выявления и выделения из массы, которая обладает лишь видимым единством, ядра «мужского союза», духовной субстанции, в виде политической элиты, вокруг которого возможна новая кристаллизация традиционной государственности.
Высшая цель государства, в которой оно находит оправдание своего существования высшего порядка состоит в его анагогической функции, то есть в том, что оно пробуждает и поддерживает высшие духовные устремления человека, поддерживает его в способности мыслить, действовать и даже жертвовать собой, исходя из соображений, превосходящих его индивидуальность, из соображений такого же свойства и той же священной природы базовых принципов, на которых строится государство.
Архетип древнерусской государственности
Говоря об архетипе государственности, мы подразумеваем существования некоего канона, выражаемого через набор определенных традиционных институтов власти и их иерархическую структуру. Сохранение знаний о священных «началах», истоках всего существующего обеспечивает традиция, как система сохранения и транслирования этих знаний, познание которой в традиционном обществе было сопряжено и обусловлено определенными сакральными процедурами посвящения, например инициацией, но не только. Форма сохранения и трансляции этой традиции облечена в канон. Исторически сохранение канона обеспечивалось следованием определенному архетипическому образцу, который воспроизводил изначальную сакральную константу земного бытия. Канон являлся принципиальным условием функционирования определенного священного или культового пространства, выраженного определенным же государственным образованием или храмовым комплексом, соответственно, и играл роль существенного организатора и регулятора социально-политической жизни человеческих сообществ.
Канон организовывал «топос», если под «топосом» мы прежде всего понимаем священное местоприсутствие.
Если говорить о каноне царства, то важно при этом помнить, что «возникновение своего эпистемологического поля в каждой отдельной религиозной культуре предусматривает акцентированную и разнообразную комбинацию топологических признаков, логику спряжения форм и смыслов», – по замечанию современного исследователя «топоса» культовых комплексов Шкурова. Он же считает, что «каждая отдельная вероисповедная доктрина, отправляющаяся от своего священного писания, способствует утверждению комбинаторных особенностей, группировок и перегруппировок топологического смысла» всей социальной системы. Из понимания канона вырастает и понимание заданной парадигмы развития и существования культурно-исторической общности, парадигмы, понимаемой как теоретическая модель, представленная через эталонный образец, выраженный в священном каноне. Духовная традиция, в таком случае, становится решающим фактором интерпретации и ретрансляции «внутренних смыслов» системы, ее внутреннего духовного содержания внешней материальной среды.