– Подвиньтесь-ка, бабули! – шуганул их Вася, но бабули не отреагировали. – Итак! Уважаемая Информация! Скажи, пожалуйста, сколько народу окочурилось в России в последние дни? – Он зажмурился и через секунду ужаснулся: – Ничего себе!
– Что? – спросил Николай.
– Да ужас!
– Вася, всё не так, – сказал Стас и в свою очередь зажмурился. – Уважаемая Информация, сколько народу ушло недавно из жизни в черте столицы?.. Ой.
– Что? – Василий и Николай ждали ответа.
– Да что-то много очень.
– Ладно! Тогда я, – сказал Николай. – Уважаемая информация, сколько людей умерло в здравом уме и светлой памяти за последние 5 дней и похоронено вот на этом кладбище?.. – Николай открыл глаза. – Ну, что ж, вполне приемлемая цифра. Хоть и страшненькая. А главное – они ж все могут подключиться к электричеству и… – Николай улыбнулся и закончил: – Вот их и позовём.
– Как позовём? – спросил Василий. – Куда позовем?
– Как куда? Революцию делать! К президенту, в кабинет. Ты давай, лети за Пашей, а мы со Стасиком сейчас народ гаркнем. Встречаемся в Кремле!
– Есть! – обрадовался Василий и исчез.
Бабки-плакальщицы давно уже развернули на скамейке целлофановые мешочки и нежно ужинали печенюшками, кусочками сыра и колбасы. Нежность родилась из бутылки водки, которую Эмме Борисовне сегодня почти случайно удалось стянуть со столика и спрятать в своих дремучих одёжках. Вообще-то, старушки пили не каждый день, но сегодня уже опрокинули по два пластиковых стаканчика, и забытое настроение беспечности неожиданно вернулось к ним. А скрашенное чудными видами желтеющей растительности, это настроение крепко прижало их к скамейке.
– Ты, Нина, погляди, какая красота кругом! – сказала Эмма Борисовна чуть заплетающимся языком.
– Не говори! – старенькая Нина давно уже с улыбкой глядела на притихшие к вечеру кусты и деревья. – Как покойникам-то уютно здеся! Нам бы с тобой, Борисовна, сюда прилечь потом-то.
– Куда! Тут людей с деньгами хоронят. Нам с тобой тут не место, Нин. Вот ты себе на смерть приготовила?
– Какое! На жизнь бы хватило, а уж как помру – без разницы, кто и где меня положит.
– Знаешь, Нинка… – Эмма Борисовна близоруко прищурилась и вгляделась за плечо старушки, – надо бы нам с алкоголем-то кончать. Вот мне уже минут пять мерещатся за твоей спиной какие-то прозрачности. Будто люди, а будто и туман.
– Где? – Нина Ивановна обернулась. – Точно. Но это ничего, это просто мода сейчас такая. «Глюки» называется. Это с наркоманией к нам зараза пришла. Из-за границы! Вот при коммунистах-то такого безобразия и не было, а сейчас погляди тока! Везде глюки, куда ни глянь! О! О! Смори на их! Ходют, руками размахивают, орут как будто! Я, Борисовна, двоих вижу, а ты скока?