– Или мавр, как Отелло, – продолжала шутить Диана. – Я, кстати, знаю, почему Дездемона полюбила его.
– И почему? – выдавил Валентин.
– Ей очень нравился шоколад!
– Этого у Шекспира нет.
– Ну и что, что нет. Он просто забыл об этом написать.
– Тогда вообще шоколада еще не было.
– Подожди, – перебила его Диана, показывая пальцем на экран. – Смотри, как темные руки гладят белую кожу. Красиво, правда? – Она повернула к нему голову, прищурив глаза. – Ты мне так и не ответил: хотел бы ты иметь вот такую – черную женщину?
– Нет. Я люблю только тебя.
– Я же не сказала, что хочу полюбить смуглого парня, я только хотела бы почувствовать эти пальчики на своей коже.
– Диана, перестань, – Валентин насупился.
– …Только пальчики должны быть послушными. Очень послушными и не делать того, что им не велят. – Она изобразила возбуждающие поглаживания рук по талии и бедрам. – И не черными, а цвета молочного шоколада или, лучше кофе со сливками.
– Ты что, серьезно?..
Она сжала его ладони.
– Валентин, ты же любишь меня?
– Да.
– Сильно-сильно?
– Да.
– Почему же ты тогда хочешь, чтобы я умерла несчастной, так и не попробовав смуглого мачо?
Он молчал.
– У тебя же тоже есть какая-нибудь сексуальная мечта? – Она обняла его и стала, шепча, игриво покусывать ушко. – Признавайся, признавайся быстро. Наверное, как пишут в журналах, мечтаешь о сексе с двумя женщинами сразу?
Валентин почувствовал стыд, вспомнив свой сон.
Диана легла головой ему на колени:
– Представляешь, море, ночь, шуршащий прибой и два тела – шоколадное и белое. Ты лежишь с закрытыми глазами. Волшебная сказка. Как реклама про «баунти». Но не переживай! Этого никогда не произойдет.
– Почему?
– Ты такой у меня все-таки наивный. Потому что – я тебя люблю, – Диана весело рассмеялась, сделала глоток вина и откусила сыр. – И потом, ну какая женщина расскажет своему мужчине о маленькой глупости на стороне. Я что, похожа на дуру? Мало ли что было и что будет! – шутя добавила она и отвернулась к экрану телевизора.
Валентин что-то пробурчал и начал старательно гладить ее длинные волосы, пытаясь унять тревожно забившееся сердце и думая о том, что после таких слов женщина обязательно должна тут же отдаться мужчине, чтобы тот ни на секунду не сомневался в ее чувствах к нему.
Но ничего было нельзя. Только гладить шелковистые пряди, ускользающие черными ручейками между пальцев.
Фильм закончился. В одной из последних сцен музыкант продал рояль, с грустью расставаясь с черно-белыми клавишами. Потом у них была единственная ночь любви, после чего утром приехал муж девушки-негритянки.