молодежь открыто радовалась. Можно будет наконец свободно вздохнуть, не надо дрожать
каждую вахту в ожидания разноса Голубчика.
Может быть, память об Александре Петровиче Смирнове так бы и осталась в морских
рассказах. Его вспоминали бы как знающего капитана, лихого швартовщика, вспоминали о его
чудачествах, о вопросах, которые он задавал на техминимумах, может быть… но грянула война.
…Начальник Балтийского пароходства Никон Яковлевич Безруков сидел в своем кабинете и
мучительно раздумывал о тяжелом положении в пароходстве, о том, что многих штурманов и
капитанов мобилизовали на военный флот, и если дело пойдет так, то скоро некому будет
плавать на торговых судах. Вот и сейчас у Железной стенки стоит без капитана теплоход «Иван
Папанин». Только вчера молодой капитан этого теплохода Дмитрий Адамович Глазко получил
предписание немедленно явиться в военкомат и, не сдавая судна, сошел с борта. А рейс
предстоял серьезный и опасный, любого туда не пошлешь. «Папанин», не задерживаясь, должен
уходить в Таллин, эвакуировать раненых.
«Кого же все-таки назначить на «Папанина»?» — в который раз задал себе вопрос Безруков и
закурил новую папиросу.
В дверь просунулась голова секретарши.
— К вам капитан Смирнов. Примете?
Безруков недовольно поморщился. Не до старика ему было. Но помня, каким авторитетом
пользовался прежде капитан, вздохнул и сказал:
— Просите.
В кабинет, многократно кланяясь, вошел Голубчик.
— Садитесь, Александр Петрович. Чем могу быть полезен?
Старик пожевал синеватыми губами, кашлянул.
— Прошу дать мне судно, — коротко сказал он. Начальник пароходства не поверил своим ушам.
Капитану было шестьдесят семь лет, последнее время он сильно болел, врачи настойчиво
предлагали ему оставить работу — и вдруг такая просьба…
— Боюсь, Александр Петрович, что вас не выпустит в рейс медицинская комиссия, —
осторожно сказал Безруков, не желая обидеть капитана, и тут же в голове мелькнула мысль:
«Вот такого бы на «Папанин». Лучшей кандидатуры не найти».
Александр Петрович с сожалением взглянул на начальника и ворчливо проговорил:
— Когда Родина в опасности, я не могу сидеть и перебирать бумажки. Потом, кто это вам
сказал, что меня не выпустят врачи? Я чувствую себя как нельзя лучше, голубчик. Я сам себе
врач. Прошу дать мне судно. Полагаю, что своей многолетней работой я заслужил такое
доверие? Какие тут могут быть комиссии!