постройки и уж во всяком случае не менее трех-четырех лет. Уходили в отпуск, отдыхали и
снова возвращались. Все знали друг друга, сплавались и стали крепким спаянным коллективом.
Еще одно важное обстоятельство отличало «Смольный» от пяти других таких же, как он,
теплоходов, плавающих в Балтийском пароходстве на Лондонской линии. На передней стенке
пассажирской надстройки «Смольный» носил большое искусно написанное художником
изображение известного значка КИМа. Это означало, что «Смольный» комсомольско-
молодежное судно. Действительно, экипаж на теплоходе, за исключением старшего комсостава,
был молодым. Объединил и задал тон на судне Александр Михайлович Зузенко и парторг —
хороший парень, четвертый механик Леша Посецельский. Он обладал удивительной
способностью организатора. Я помнил его еще со времени моего плавания на «Смольном»
третьим помощником капитана. Теперь Леши, к сожалению, не было, но то доброе, что он
заложил вместе с Зузенко, росло и крепло. Любовь к своему судну, высокая дисциплина,
гордость за успехи всей команды ставились здесь превыше всего. Равнодушных на «Смольном»
я не встретил. Соревновались со своими «однотипами» не формально, а с душой, болезненно
переживая неудачи и бурно радуясь успехам.
Вот на какое судно я попал. Быть старпомом на «Смольном» считалось за честь. Меня это
обязывало ко многому. Патриотом судна и сторонником заведенных там порядков я стал сразу
же после нескольких дней пребывания на теплоходе. То, что я увидел, казалось необычным.
Несмотря на уважение и любовь, которыми пользовался Михаил Петрович, он как-то оставался
в тени. На других судах я только и слышал: капитан, капитан, капитан. Ни один вопрос не
решался без капитана. На «Смольном» каждый так хорошо и добросовестно выполнял свои
обязанности, что вмешательство капитана требовалось очень редко.
Команда приняла меня настороженно. Подойду ли я ей?
Смешной вопрос. Подойдет ли старпом команде?
Тем не менее здесь было так. Ко мне относились с прохладцей, — вежливо, быстро выполняли
все мои распоряжения, но во всем чувствовалось, что пока я еще не свой, не «смольнинский»,
что ко мне присматриваются.
А боцман, Павел Иванович Чилингири, такелажный «ас», моряк до мозга костей, ялтинский
грек, часто понимавший в морском деле больше иного старпома, сразу начал свои проверки.
Достоин ли новый старший быть на судне, в которое он, Павел Иванович, вложил свою душу,
любовь, опыт и знания?