крыльев? Только у наших такие.
Мы вглядываемся. Игорь прав. Это наш. Сердце сжимается от тоски и жалости. Ведь там у
штурвала сидит русский парень. Свой! Только бы хватило у тебя бензина, только бы ты
добрался до дому…
Все больше прожекторов в небе, все ближе и чаще рвутся белые комочки… Нет, не вырваться
нашему летчику. Стишком неравные силы. Вся оборона немецкой столицы обрушилась на
советский самолет. Проходит еще несколько минут, и мы видим, как, закувыркавшись в воздухе,
падает серебряный крестик…
— Все… — говорит моторист Соколов. — Пропал… Ах, сволочи!
Мы подавленно молчим. Становится очень тихо. Замолкли зенитки. Погасло небо. Через
минуту завыли сирены. Отбой воздушной тревоги. Мы забираемся обратно в койки и молча
лежим. Говорить не хочется…
Мучительно долго тянется время. Мы уже устали ждать. Что-то немцы помалкивают об обмене.
На все наши вопросы комендант пожимает плечами. «Ждем распоряжений», — говорит он.
Тревога наша растет. А вдруг обманут? От них можно ждать всего.
В один из дней к баракам подъезжают машины. Мы бросаемся к ним. Наверное, привезли
советских моряков, чьи суда были захвачены в других портах. Но нет. Из грузовиков вылезают
толстые, хорошо одетые люди, женщины, дети… Кто они? Зачем их привезли сюда, в лагерь
интернированных моряков?
Скоро выясняется, что это группа богатых коммерсантов, в большинстве своем владельцы
магазинов, торгующих дорогими мехами. Каким-то непонятным образом они получили право
на обмен. Всю сознательную жизнь они прожили в Германии и к России не имеют никакого
отношения, если не считать подозрительных паспортов — не то нансеновских, не то
просроченных советских, не то советских без права въезда в Советский Союз. И этих людей
тоже должны менять на немцев, оставшихся в России! Их поселяют в отдельный барак, и с
нами они общаются мало.
Наконец шестого августа ни с чем не сравнимая радость. Начинается обмен! Торжественный
комендант появляется на нашей половине вместе с переводчиком и свитой из младших
офицеров и приказывает:
— Все, кого я назову, выходите и стройтесь. Это первая партия, которая поедет на обмен.
Душа уходит в пятки от ожидания и волнения. Попаду ли я в первую партию? Кому выпадет это
счастье? Ведь комендант сказал — первая партия… Значит, поедут не все. Переводчик выходит
вперед, читает список:
— Аристов, Баринов, Невский, Морозов…
Он не называет никого с моего парохода, хотя у нас тоже есть фамилии, начинающиеся на А, Н,