отогреваться и стал способен отвечать ей и шутить. Когда же мы очутились в теплом темном
зале, мне сделалось совсем хорошо. Я взял ее руку в свою и привалился к ее плечу. От белого
барашкового воротничка пахло дешевенькими духами. На экране страдал Пауль Вегенер. У
меня начали слипаться глаза. Меня разморило. Я собрал всю свою волю, чтобы не уснуть, но
как-то непроизвольно положил голову на белый Лидочкин воротник и задремал.
— Бедный мой, — услышал я ее голос. — Перемерзли. Как я виновата перед вами. Но я не
думала, что вы будете ждать так долго…
Ее слова были лучшей наградой за все мучения, что я перенес. Фильм кончился. Мы вышли на
улицу. Мороз стал еще крепче. Прохожие бежали, подняв воротники и надвинув шапки на уши.
Все кругом покрылось сверкающим налетом инея. Казалось, что воздух звенит, таким он
сделался осязаемым. Лидочка не разрешила провожать себя. Категорически запретила. В душе я
радовался этому, хотя и протестовал. Я посадил ее в трамвай.
— Звоните! — крикнула она с площадки. Трамвай звякнул и, блеснув двумя оранжевыми
глазками, ринулся в мороз. Я поехал домой, в противоположную сторону. Не могу рассказать о
своем состоянии. Наверное, в тот вечер счастливее меня на свете не было человека.
Мама открыла мне дверь и ахнула:
— Боже мой! Что с тобою случилось? Уши! Боже…
Я все понял, когда, раздевшись, посмотрел в зеркало. На месте ушей торчали два красных
надутых бифштекса. Я обморозил себе уши. Потер их и ощутил нестерпимую боль. Теперь
придется долго лечить их. Но каких жертв не приносили во имя любви? А тут какие-то уши?
Несколько позже, сидя дома с намазанными гусиным жиром ушами, я подумал, что Лидочка
опоздала нарочно. Испытывала меня на верность. С тех пор, в течение сорока лет, я ее всегда
жду и, если дело происходит зимой, предусмотрительно надеваю зимнюю шапку. Жена всегда
опаздывает, а уши у меня до сих пор боятся мороза. С этого началась наша любовь.
Я совсем забросил занятия в техникуме. Мы встречались почти каждый день.
Ходили по морозу, по слякоти, ездили за город. Лидочка приходила ко мне, я приходил к ней, к
величайшему неудовольствию Анны Николаевны. Наверное, ей не нравилась такая неразлучная
дружба.
Весной, перед самым окончанием первого курса, когда я уже сдал все предметы и готовился
уезжать на практику, пришла грустная Лидочка.
— Я на минутку. Все очень плохо. Мы должны расстаться и больше не видеться.
— Почему?
— Мама настаивает. Она говорит, что я должна выйти замуж… И ты этому мешаешь.
— А ты что?