Он протянул мне влажную руку.
По дороге домой я думал о механике с Васильевского острова. Неужели не будет плавать? Мне
так хотелось, чтобы прошло то тревожное чувство, с каким я ушел от него. Все, что он говорил,
было близко моей душе. Другого пути у меня нет. И ни в какой вуз я больше не пойду, как бы
этого ни хотела мама. Я должен плавать.
Дома я вытащил сигару. Рассматривал, надевал и снимал бумажное колечко, потом закурил.
Комната наполнилась голубоватым дымком, и я увидел океан и далекую, дрожащую линию
горизонта…
Обычно после работы немного отдохнув, я с кем-нибудь из своих приятелей выходил на
Невский. Нескончаемый поток людей медленно двигался по тротуару от Садовой до Литейного.
Здесь встречались нэпманы, моряки загранплавания, люди, причастные к искусству,
бездельники разных мастей и молодежь, мечтающая о легкой жизни.
Рабочие ребята появлялись на Невском редко. Они с презрением глядели на разодетую толпу,
смеялись, когда видели безусого юнца, целующего ручку у девчонки-подростка. Но я жил рядом
с Невским и ходил гулять охотно, хотя выглядел более чем скромно в своей белой рубашке
«апаш» и черном клеше.
У меня была тайная мечта. Мне хотелось познакомиться с девушкой — голубоглазой, со
вздернутым носиком. Попадалось много похожих на нее, но это была не она. Не та, которую я
ждал.
На Невском я познакомился с Юркой Пакидовым и его товарищами. Он был высокий, худой, с
добрыми карими глазами и большим ртом. Пакидов тоже не попал в вуз, искал работу и мечтал
о море. Я нашел родственную душу. Мы подружились. Пакидьянц, — ребята почему-то
переделали его фамилию на армянский лад, — оказался хорошим парнем, добрым и
отзывчивым. Он умел говорить по-английски. В детстве Юрка жил с родителями в Китае, ходил
в английскую школу и там немного выучился боксу. Это вызывало уважение товарищей. Мы
стали реже появляться на Невском и частенько проводили вечера у меня дома. Обрадованная
мама поила нас чаем. Она не одобряла мои шатания по проспекту.
В один из воскресных дней мы решили отправиться на набережную Невы. И хотя до моря было
далеко, у моста Лейтенанта Шмидта почти всегда дул ветер с залива. Мы ощущали его на своих
лицах.
Перешли мост. Постояли у памятника Крузенштерну у Военно-морского училища имени
Фрунзе и пошли дальше.
— Смотри, — вдруг сказал Пакидьянц. — Какое-то судно. Пойдем посмотрим.
У Масляного Буяна, в конце набережной, стоял парусник. Огромный. Он поднимал свои мачты