И снова отпил — сушь донимала. Тут, на Полуострове, мало кто сухой дорогой к Тьмуторокани ходит, а уж ратями — и подавно. Какой смысл — с суши осадой город всё одно не взять. Да и с моря тоже. Только изгоном. Альбо вот как он, Ростислав — когда свои люди в городе есть.
И Святослав Игорич, прапрадед, Тьмуторокань изгоном взял, с моря и суши враз. Ну он мастер был на такие дела. Не зря же Барсом прозвали…
Глаза, разъеденные потом и пылью, вдруг различили вдали, у самого окоёма какое-то шевеление. Ростислав протёр глаза, поморгал, стряхивая с ресниц соль. Всё одно видно было плохо.
Он покосился на кметей — ближе всех опять-таки был Шепель, хоть и старался изо всех сил напустить на себя важный вид. И тоже вглядывался во что-то, что шевелится на окоёме.
— Шепель! — окликнул князь. На сей раз кметь отозвался не вдруг. Пришлось повторить, возвыся голос. — Шепель! Чего видишь там?
— Да вроде как всадники какие-то, — неуверенно ответил кметь, всё ещё щурясь и прикрывая глаза от солнца.
— Вроде, вроде, — передразнил князь. — А если не вроде?
— Дозволишь разведать, княже? — парень коротко хмыкнул и, не дожидаясь дозволения, сорвался вскачь. Кричать что-то вслед было бесполезно, и Ростислав подозвал Славяту:
— Воротится — накажешь его как следует. После похода.
Гридень только согласно кивнул. Парень и ему нравился, не только князю, а только больно уж своеволен — почти год в княжьей дружине, пора бы и навыкнуть к послушанию. Рановато его сразу в кмети приняли. Да и давешняя выходка с касогами сошла с рук, так и возгордился.
Ждать пришлось недолго — Шепель возвращался, скакал-стелился по степи, и солёная пыль клубилась на ветру серым плащом за спиной. Подскакал ближе, осадил коня.
— Гонцы, княже! От тысяцкого Колояра Добрынича.
Он наткнулся взглядом на суровый взгляд Славяты и торжества в нём несколько поубавилось.
— Добро, — кивнул князь и снова всмотрелся в шевелящиеся на окоёме тени, в которых теперь и он сам хорошо мог разглядеть всадников.
А гридень, меж тем, ласково поманил Шепеля к себе пальцем.
— А ну-ка, голубь, отъедем в сторонку.
Отъехали — и Шепель ощутил у своего носа увесистый кулак старшого.
— Видел? — осведомился Славята.
— Ну, — буркнул парень, мрачнея.
— Хрен гну! — рыкнул Славята так, что конь под ним заплясал. — Ты чего это взял за манеру без приказа куда ни попадя соваться? Думаешь, один раз с рук сошло, так и дальше то же самое будет?!
Шепель молчал. Да и что говорить-то — гридень был кругом прав.
— Пока я здесь старшой — так не будет! — припечатал Славята. Перевёл дух и закончил. — Воротимся в Тьмуторокань — три дня будешь на поварне княжьей репу чистить и помои вывозить. И навоз с конюшни. А ещё раз такое выкинешь — из кметей в отроки сгоню к упырячьей матери. Благо, молод ещё… Всё понял?