— Вчера вечером сделал стойку, в голову ударило так, что думал, упаду…
И еще один круг.
— Тебе надо попариться, Таймураз! Ходишь в баню?
— У нас тут душ.
— Банька тебе нужна. Русская. Хорошая банька.
Едут рядом молодые Валерий Фарниев и Альберт Гусалов. Обычно не очень разговорчивые, сейчас они, не торопясь, рассуждают, скоро ли выйдет снова на лед тезка Фарниева, Харламов, и хоть рассуждение строится на основе цирковых травм, лица у них, как всегда, добродушно-сдержанны. Значит, у этих нынче все хорошо и на душе спокойно.
Покачивается в седле младший из братьев Кантемировых — сорокатрехлетний Мухтарбек. Он высок и широкоплеч, под легким, надетым на голое тело шерстяным пуловером угадывается мощная, как у сельского кузнеца, крутая грудь, спина тоже бугрится тугими мышца ми, а черная густая борода придает правильному, с крупными чертами лицу выражение не только внешней, но и внутренней мощи… Это он ловит папаху, он без разбега, с места, вскакивает с шашками в руке на спину скачущей лошади, и еще многое из того, чего не умеет почти никто, делает Мухтарбек Кантемиров, дядя Миша, на которого то и дело поглядывает едущий вслед за ним девятнадцатилетний Руслан Козаев.
Руслан с джигитами уже четыре года, без лошадей свою жизнь он теперь не мыслит, но есть у него и еще одна, тайная привязанность: автомобили. Любую марку, какую можно встретить в Москве, назовет он издалека, ответит, сколько в каком моторе «лошадей». А когда приезжает в цирк повидаться с земляками москвич дядя Нугзар Журули, Руслан с охотою уступает его маленькому сынишке своего Алана, а сам садится за руль новеньких «Жигулей». И дядя Нугзар ни сколько не боится за свою машину, потому что баранку держит Рус лан так же уверенно, как повод, и ездит на машине так же ловко, как в цирке на коне.
Правда, скоро придется Руслану расстаться с цирком, потому что кончилась отсрочка, и осенью он пойдет в армию. Служить он будет, правда, в кавалерийском полку, что в Голицино, под Москвой, вместе с другими ему придется сниматься в массовках, но это как раз хорошо, не потеряет форму, а там — опять цирк, опять — манеж, опять — Алан… Кто на нем, интересно, станет работать, пока Руслан будет в кавалеристах? Может быть, едущий вслед за ним Гена Туаев?
Гене Туаеву двенадцать лет. С ним все ясно. И неясно пока ничего.
Озорно поглядывая на старших, многое — почти как младшему брату — прощающих ему своих друзей, он, может быть, думает, кого бы из них закрыть опять на ключ в гардеробной… Или лучше перекрыть воду в душе, когда кто-либо из молодых ребят намылит голову?