Стихают разговоры — всадники переходят на рысь. Еще несколько кругов, и они пустят коней в галоп…
А мне хочется вернуться на полчаса назад и заглянуть в гардеробную, где готовится к репетиции их глава.
С братьями Кантемировыми природа распорядилась весьма решительно. В отличие от младшего, Ирбек сухощав и жилист, и, глядя на его классически стройную и такую гибкую, несмотря на сорок семь лет, фигуру, я другой раз не без улыбки думал о том, что она, и правда, могла бы послужить идеальным доказательством истины, которую любят повторять на Кавказе: мужчина тогда джигит, если под ним, лежащим на боку, пролезет взрослая кошка…
Волосы у Ирбека русые, глаза светлые, и тонкая ниточка усов, придавая узкому лицу выражение слегка ироническое, будто подчеркивает и открытый нрав, и склонность к дружеской шутке. Потом, когда я уже мог о чем-то судить, я лишь убедился в своей правоте, — а так мне с первого взгляда показалось, что в улыбке у Ирбека есть что-то мушкетерское и что человек с такою улыбкой не может быть ни ловким хитрецом и ни скрягою — даже если и захотел бы, все равно у него не выйдет. Вообще он — обаятельный человек, разумеется, до тех пор, пока ему не испортят настроение…
Но пока, утром, когда он в синих галифе и в черных, плотно облегающих ногу ичигах стоял посреди гардеробной, в левой руке держа длинный хлыст, а правой накладывая в нагрудный карман видавшей виды джинсовой куртки пиленый сахар, насмешливые глаза его словно говорили: а ничего, мол, тут не поделаешь, и в профессии бесстрашного джигита уменье вовремя подсластить — штука тоже необходимая!
Пока остальные будут разминаться, он сейчас займется со своим Семой-серым, в яблоках жеребцом по кличке Семестр — на запасном манеже, а потом выедет на нем на основной, остановится в центре круга, и начнется главное: отработка трюков.
Разбираясь во впечатлениях от выступления наездников в про грамме, я часто припоминал слова великого француза Делакруа, сказанные им о духе живописи, по сути дела — о духе искусства. «Меня, — говорил он, — не интересует сабля. Меня интересует блеск сабли». Почти молниеносное выполнение трюков и беспрерывная их смена во время представления — это и есть тот самый неуловимый в деталях «блеск»…
Сломя голову промчался наездник, на единый миг в невероятной позе замер на скачущей лошади, что-то молодецкое крикнул, — и нет его, оставил нам только удивление: было ль, не было?
Здесь же, когда все происходило совсем рядом, когда Ирбек громким голосом беспощадно оценивал каждое движение, когда настойчиво что-то внушал или жестко приказывал и наезднику приходилось выехать на манеж заново и повторить номер, — тогда словно приоткрывалась хитрая механика этого неудержимого вихря, этого бешеного вращения лошадей, осью которого был он, старший из братьев Кантемировых, и тогда мелькало у меня что-то похожее на постижение тайны «блеска»…