— На то и заправка, чтоб…
— Да тут его и в хорошие времена было не разжиться, — не дал мне Иван Петрович договорить. — Про посевную, Леонтьич, не забыл? Все подъела. А где-то ещё пересевают да пересаживают… эх, право! Думал, пожалею гостей… может, хватит. И хватило в другой бы день, а тут — и то показать охота, и это показать… заманивают! Места-то.
— Волшебные места! — горячо откликнулась Марина. — И правда, — волшебные…
— Вот… а теперь, видите!
Машину между тем стало подёргивать, и Брунька остановил её:
— Давайте выйдем. Девчата постоят, а мы качнём её с бока на бок, там у неё как будто пазухи…
Из «пазух», как ни старались мы, вылилось, видать, совсем немного — скоро пришлось нам «голосовать».
— До заправки дотянуть! — убежденно говорил я притормозившим.
Усмехались почти все, а отъезжали, не дав ни капли, все абсолютно.
— Романтик ты, Леонтьич, — покачивал головой Брунька. — Ох, романтик — какая тебе в начале мая заправка?!
Но что оставалось?..
До заправки на старом «зилке» дотащил нас веселый парень в застиранной гимнастерке. Подмигнул забросившему в кузов трос Бруньке, повел на меня подбородком и пальцем возле виска повертел: мол, везёшь больного?
Мы остались на площадке одни: множество машин стояло поодаль, там и тут возле них кучковались водители. Почему так, я понял, когда на висевшем за стеклом окошка листке из тетрадки в клеточку прочитал написанное размашисто и категорично подстать почерку: «Бензина нет и не будет. Просьба не стучать!»
Но я-то уже успел завестись!
Как чуть ли не строевым подошел, так точно в стекло забарабанил уверенно.
Окошко открылось почти мгновенно, молодая женщина громко и с вызовом спросила:
— В чем дело?!
— Да в чем, в чем! — сказал я чуть ли не громче неё, широким жестом поведя на категорическую надпись в окне. — Всю жизнь о родной Кубани пишешь, а как купить литр бензина, чтобы до дому добраться!..
— А почему пишете всю жизнь? — переспросила она уже с интересом.
— Да потому что я писатель, и больше ничего не умею…
В голосе у неё любопытства ещё прибавилось:
— А фамилия ваша — как?
— Немченко моя фамилия, ну — Немченко…
Тон мой ясно давал понять, что это — только начало нашего диалога, только начало…
Но она вдруг там всплеснула руками:
— Ой, это правда?!
Я чуть не сбился:
— Что — правда?
— Что вы — Немченко?
— Да тут уж могу ручаться!
— А я ж вас несколько лет тут жду!
Пришел мой черед оторопеть:
— Это в каком смысле?
Она там все хорошела и расцветала: ну, так теперь вся и светилась.
— Да в прямом… Сижу вот и жду.
Мало ли, и правда? Я уже чуть не мямлил:
— А… зачем, прошу простить?