потом награду вернули, посоветовав шепотом: «Особенно с ней не светись – мало ли что…» Но все сроки давности прошли, а государственная награда все-таки придает солидность, может, поможет, и власть проявит уважение к орденоносцу…
Но комиссия на высокую награду не обратила ни малейшего внимания. Представители власти сообщили Мончегорову, что тридцатилетний срок аренды участка закончился, к тому же непонятно, по каким основаниям он вообще попал на госдачу, не входя в категорию соответствующей номенклатуры… А раз так, то оснований продления срока аренды не имеется, ему дается месяц на добровольное освобождение госдачи. Подпишите уведомление. Вот здесь…
Как в тумане, Мончегоров подписал отвратительно выглядящую бумагу с выполненным на принтере текстом и размазанным фиолетовым штампом, которые когда-то небрежно шлепали на кривые машинописные строчки с забитыми буквами.
Через час заявились давешние «лиса Алиса и кот Базилио». Теперь Ирина не улыбалась, а была строга и деловита.
– Надумали продавать, Иван Степанович? – сухо спросила она. – А то вообще без денег останетесь… Не положено вам ничего.
– Если не положено, чего же вы ходите? И конторы такой не существует…
– Добра вам хотим, а добро с конторами не связано, – пояснил Алексей, хотя его внешний вид никак не сопрягался со словом «добро». И напоследок спросил: – Что это у вас за значок такой, прикольный? Может, хоть его продадите за пятихатку? У меня племяш значки собирает…
– Да пошел ты!
– А вот грубить необязательно! – высокомерно сказала «лиса Алиса», и они обиженно удалились.
Мончегоров лихорадочно задумался: что делать? Обратиться к коллегам? Но последние десять лет он работал в Научно-исследовательском институте мелиорации, оттуда ушел на пенсию, сейчас НИИ расформировали, да и чем могут ему помочь инженеры-конструкторы? Попробовать поднять старые связи?
Он нашел пухлую записную книжку с выцветшими чернильными записями, пролистал, определяя – кому можно позвонить. Но обзвон кончился ничем. Некоторые номера поменялись, некоторые телефоны не отвечали, некоторых абонентов уже не было в живых. Но могущественный Валентин Иванович – бывший куратор из ЦК[44] отозвался, сразу вспомнил звонящего, внимательно выслушал.
– Ты понимаешь, Иван Степанович, – наконец, сказал он. – Времена изменились. Раньше я бы позвонил в аппарат, попросил ребят, они бы позвонили в территориальный райком, и все решили бы. А сейчас куда звонить? Кто меня помнит? И кто будет слушать? Тем более при нынешнем беспределе, когда все решают деньги… Так что, братец, извини… Попробуй с ними судиться, хотя сам понимаешь…