– У меня больше шансов, – говорит Успехова.
Как только я думаю, что ничего в Маше меня больше не удивит, она выкидывает фокусы и вновь оказывается, что ничего про нее не известно.
Я посмотрел на гору, мою мысленную верхнюю границу – черные длинные и узкие скалы, обрамляющие кулуар, скрыла мягкая серая туча. Через некоторое время внизу, у подножия, заморосил мелкий дождь. Мы закончили приготовления и выдвинулись на гору. Митя тропил первый, я шел следом. Так что единственное, что я видел, это рюкзак с камерами и закрепленным сбоку штативом. Мое тело смирилось с нагрузками и тем, что я перестал слышать его нытье.
Я перестал замечать порывистый дождик, то, что сноуборд, превращенный в лыжи, тяжело перемещается по мокрому снегу. И все, что со мной осталось, – это удовольствие от того, что я есть, здесь, огибаю открытые скалы, ухожу за Митей, дугой обходя слишком крутые подъемы. И этого, только этого достаточно, чтобы чувствовать себя настоящим.
В густой молочной пелене Митя снимает Успехову. Маша что-то подсказывает, Митя предусмотрительно не слышит – ветер. Она забыла фату, но и вершина забыла потрясающие виды. Материальный мир продлен всего на несколько условных метров, он уходит из-под ног вперед, и ни черта не видно.
Катя М возится с креплением рядом со мной.
– Кать, что делаешь?
– Фильтр для Инстаграма выбираю, – язвит она.
Время замедляется превращением дождя в медленные, густые и спутанные снежинки. Мелкая манка, поднимаемая ветром, его подгоняет. И если мы ехали из никуда в никуда, то теперь мы очутились в нигде, а главное, никогда. Я проникся этим, а в ответ на все свои вопросы услышал потрясающе внятную тишину.
Через нее не сразу пробилась мелодия. Телефон на высоте поймал сигнал неведомого местного оператора и мгновенно включил меня в жизнь инфосети. Незнакомый московский номер:
– Да.
– Здравствуйте, Андрей Романович. Меня зовут Эльвира, я менеджер ПромСбербанка. Знаете ли вы о новой системе кредитования?
– Информационное облако не отстает? – спрашивает Катя М.
– Ты еще не зачекинилась?
– Подколол. Митя! Маша! – кричит Катя М, – Поехали! У нас разговор заходит в тупик.
– Алло, вы меня слышите? – не отстает Эльвира по телефону.
– Кстати, я придумала отличную статью. Лайк, как саморегулируемая система поощрения.
– Не богохульничай в горах, – отзывается Митя, – поехали! Уходим по двое.
– Извините, Эльвира, немного занят.
Холодный ветер по спрятанному за маску и, баф, лицу, нулевая видимость, пристегнутый сноуборт и тяжелый мокрый снег. Вот моя реальность!
Я трус и всегда соизмеряю свои возможности с опасностью: если был шанс лавины, то только тот, от которого я смог бы укатить. Страшно не было. Страшно стало даже не в тот момент, когда я со свойственной безответственностью недооценил гору и увидел воочию ошибку. Страшно стало намного позже произошедших событий, когда пленка в голове с ужасающей ясностью затормозила на предпоследнем фрагменте и не двинулась с места, выбирая для продолжения самые страшные и больные участки фантазии. Прокрутить их на махистском уровне детализации, означает пережить, закрыть. Эта рефлексия настигнет меня много позже, в одну из самых теплых зимних ночей, а пока.