Нет сомнений, что его учителями были борцы за свободу: Михайловский, Желябов, Софья Перовская, Кибальчич, Михайлов, Вера Фигнер, Лопатин (Gorelik 1942: 3).
Наверное, к этим именам следовало бы прибавить плеяду «русских нигилистов» – H.A. Добролюбова, Д.И. Писарева, М.А. Бакунина, П.Л. Лаврова, П.А. Кропоткина – тех, кто во многом формировал прагматическую мораль и нигилистическое мировоззрение интеллигенции и кого за это подверг уничтожающей критике С.Л. Франк в знаменитой статье «Этика нигилизма. К характеристике нравственного мировоззрения русской интеллигенции» (1909).
Нигилистический морализм, – писал Франк, раскрывая это ведущее качество, присущее либерально-демократическому умонастроению, – есть основная и глубочайшая черта духовной физиономии русского интеллигента: из отрицания объективных ценностей вытекает обожествление субъективных интересов ближнего («народа»), отсюда следует признание, что высшая и единственная задача человека есть служение народу, а отсюда в свою очередь следует аскетическая ненависть ко всему, что препятствует или даже только не содействует осуществлению этой задачи. Жизнь не имеет никакого объективного внутреннего смысла; единственное благо в ней есть материальная обеспеченность, удовлетворение субъективных потребностей; поэтому человек обязан посвятить все свои силы улучшению участи большинства, и все, что отвлекает его от этого, есть зло и должно быть беспощадно истреблено – такова странная, логически плохо обоснованная, но психологически крепко спаянная цепь суждений, руководящая всем поведением и всеми оценками русского интеллигента. Нигилизм и морализм, безверие и фанатическая суровость нравственных требований, беспринципность в метафизическом смысле – ибо нигилизм и есть отрицание принципиальных оценок, объективного различия между добром и злом – и жесточайшая добросовестность в соблюдении эмпирических принципов, т. е. по существу условных и непринципиальных требований – это своеобразное, рационально непостижимое и вместе с тем жизненно крепкое слияние антагонистических мотивов в могучую психическую силу и есть то умонастроение, которое мы называем нигилистическим морализмом (Франк 1909: 159).
Не осталось никаких сведений, читал ли эту статью Рутенберг, однако тот же самый фрагмент из Ницше («Так говорил Заратустра») о творцах (изобретателях) новых ценностей, который Франк вынес в качестве эпиграфа к ней, Рутенберг по-немецки записал в своем дневнике (им завершается наша книга). Запись не датирована, но сделана значительно позднее статьи Франка. Не станем, разумеется, преувеличивать значение этого вероятного совпадения, указывающего вместе с тем на удивительно плотный ряд источников интеллектуального сознания и духовной жизни той эпохи.