Часть вторая Катя Ковалевич (Москва, Россия)
В ту пору поздней осени было очень холодно.
Синие ночи были наполнены высоким небом и ледяными звездами, понемногу уходящими в небытие кухонными разговорами за бутылкой портвейна и гитарными отзвуками. С арктических побережий дул северный ветер, и временами уже шел снег.
Этот город был городом ее юности, он вырастил ее сегодняшнюю. Этот город напрочь вытеснил из нее привычки и образ мыслей старого времени. Из подросткового характерного пренебрежения ко всему и всем, из отрицания окружающего мира оставил ровно то, что казалось ей жизненно необходимым: пренебрежение и отрицание, добавив, пожалуй, еще редкостную едкость , или цинизм, если можно назвать так твердую решимость сильной личности не пускать никого в свой мир. Этот город убрал все лишнее, что в ней когда-либо было.
Да, пожалуй, им всем было немногим больше двадцати.
Ей тоже.
Куранты били вечер, в темноте ее силуэт казался худ и довольно высок. Она долго ехала в метро – возможно, даже дремала, усыпленная однообразным шумом и пейзажем. Потом шла мимо Библиотеки, шла по Гоголевскому, терялась в своих любимых арбатских переулках – шла, куда-то шла…
Потом появлялась в одной из тех уютных кофеен, куда непременно хочется зайти в дождливый день, спрятаться, укутаться, держать в ладонях горячий чай. Среди них ей было даже, наверное, очень уютно. Они пили дешевое белое, врали о том, что всем довольны, говорили друг другу «мой друг», смеялись даже от души и… пытались отгадать, когда же все это закончится.
– Катя.
Кто-то тихо окликнул ее, сидевшую за столом под яркой лампой. Университетское общежитие, по мнению коменданта, давно спало, на самом же деле – тайно бодрствовало. Она была в комнате одна – соседки гостили в комнатах этажом ниже. Кто-то приоткрыл их опять не запертую дверь.
Она оглянулась, машинально прикрыв ладонью «Сто лет одиночества», которую держала в руках.
– Катя!
С некоторых пор Валя часто сюда приходил. Они познакомились на вступительных, когда он, чтобы успокоиться, попросил ее послушать его стихи.
– А, Валентин, заходи. Кофейку? – деланно весело спрашивала она.
– Да, очень хочется. У нас закончился, – и он, присаживаясь на краешек кровати, застенчиво улыбался.
Она, как это у них повелось, грела чайник, открывала форточку, впуская холодный воздух; все также, не включая верхний свет, садилась на подоконник, закуривала. Пили горячий кофе, он произносил: «Осень», она говорила: «Да, холодно», он смотрел на нее, она думала о чем-то своем. Они уже о многом говорили, поэтому теперь могли долго молчать, курить, пить чай, он читал ей стихи, она снисходительно их слушала, иронично на него глядела и думала о том, что стихи в такое время – полный бред. «Все пустое» – думала про себя, – «Все пустое».