— Но что?
Скажите мне, что я хороший.
— Но ты бы никогда не сделал ничего плохого. Ты… ты понимаешь жизнь. Ты ее чувствуешь. Ты знаешь, что хорошо и что плохо. Это — самое главное. Ты готов защитить то, что важно. И этого достаточно.
Ложь.
Я не защитил нихрена.
Я лишь запустил цепную реакцию — потом она вдруг решила, что мы должны бежать. Точнее, она сказала это так, будто планировала годами, но что‑то ее удерживало. Может, она меня ждала. Не знаю. Просто:
— Нам надо бежать. Сейчас. От этого зависит все.
Я принял эту идею с энтузиазмом.
Дурак.
Что ждать от дурака, который, разговаривая с ней, смотрел то с бесконечным восхищением, как на ангела. Или демона — и то, и то внушает благоговейный страх, я думаю.
Но тогда, сидя в том баре, я приулыбнулся так слабо, словно боялся, что от движения лицевых мышц моя голова пойдет трещиной прямо на уровне рта. Но тогда я почувствовал странное тепло внутри себя. Люди что‑то говорят про бабочек в животе, но у меня там скорее завелась стая мотыльков.
И слабый, болезненный, но невинный и чудесный огонь горел в ее глазах и, наверное, в моих.
На него эти мотыльки и летели.
Теперь же единственным светом были выставленные в ряд уличные фонари. Снег падал очень медленно. Я прибавил шагу, чтобы найти ее и, может быть, все исправить на этот раз, сделать наконец‑то хоть что‑то «правильное» — не то слово. То, что необходимо.
Даже не знаю, как сказать.
Слова.
Неприятней всего осознавать, что за каждым углом может скрываться опасность в виде наркомана с заточкой.
Неприятней всего осознавать, что из каждого окна на меня может смотреть, словно ученый через микроскоп на микроба, десяток-другой снайперов сквозь прицелы своих дальнебронеслонобойных винтовок, на чьи калибры не налезают самые дорогие глушители.
Им просто надо будет дождаться момента, когда в округе раздастся какой‑нибудь выстрел — грабителя ли в свою жертву, нежелающую отдавать жалкие пару сотен, на которые и самой грязной химии или сигарет не купишь, или это офисный работник за тридцатник стреляет в свою жену и физически лучше сложенного парня, который только что побил все рекорды, упомянутые в книге «Самые жалкие эпизоды человеческой жизни», сказав «Все не так, как ты думаешь!».
— Все не так, как ты думаешь!
Бам.
Раз труп, два труп.
А третий труп все еще ходит по городу, просто потенциальная энергия заготовленной для него пули не перешла в кинетическую.
Кстати, я могу быть если не автором той книги, то уж точно ответственным редактором и занимать несколько разворотов статьей про меня.
Этому таинственному снайперу, чье существование не было подтверждено на самом деле, но чье присутствие (а это вещь поважнее пресловутого существования) я ощущал некой волшебной частью затылка, которую всегда жжет, когда на тебя смотрят, надо будет дождаться момента, когда будут раздаваться чужие выстрелы, и чужие пули будут прорываться сквозь чужое мясо и кости в чужие органы.