Обидно боярину.
— Да не серчай, сродственник! — толкнул в бок Романов. — К делу я говорю, — придвинулся ближе.
— Какое такое дело? — насторожился Шуйский. В застольном гомоне ухо навострил, чтобы заветного не упустить.
— Шепну я Филарету, чтоб не забижал тебя, чтоб кронецкие земли тебе отошли. Смекаешь?
И пополз через скамью на свежий воздух выйти.
— Постой! — задержал его Шуйский. — Что надобно тебе?
— Да ничего! — отмахнулся Романов. — К ночи пошли Ирину изголовье победителю поправить. Только и всего.
Романов ушел, а Шуйский затылок почесал. Вон как с племяшом складывается, близко к государю сел. Может, в девках он толку не нажил, а сильную птицу в полете узнает.
И пополз через лавку следом за Романовым, чтобы наказ челядинцу дать незамедлительный.
Романов оказался прытче, самолично в хоромы Шуйских отправился Ирину уговорить…
К концу пира думный Федор Романов вернулся, на воеводу глазом победителя поблескивает, а тому и дела нет до сидящих за нижним столом. С государем одесную сидит, пьян и весел, молод и до утех охоч.
От стольного пира через Спасские ворота разъезжались, но государь воеводу не отпустил, велел стелить ему в Красном тереме и всякие заботы победителю соблюдать.
До терема воеводу сопровождали царские рынды, на крылечке поклонились и выжидали воеводского слова.
— Дыхнуть надо, — молвил Скопин-Шуйский и отпустил охранников. Сам за терем свернул по малой нужде. На ногах держался ровно, будто и не пил наравне с любым подносящим.
— Оборотись, княже, — услышал он за спиной. Голову поворотил и за меч схватился.
— Не надо, княже, я с миром. Мир тебе.
— Кто будешь? — не отпускал рукоять меча воевода.
Стоял перед ним прежний нищий, что на въезде встренулся. Только не ущербен, как показалось тогда, а справен телом и ликом умен, что различил воевода в свете полной луны.
— Странник я. Пармен. Слово принес тебе. Позволь молвить. Только не здесь.
— Тут говори, — настаивал воевода и голос возвысил.
— Ушей много. Давай в нижнюю светелку зайдем, там и молвить буду, — не испугавшись воеводского гнева, сказал пришелец и пошел вперед, закутавшись в монаший плащ до бровей.
За ним воевода вошел в нижнюю боковушку. Сенные девки им отворяли, согнулись в поклоне, так ничего и не понявши.
В оконце луна, за столом странник, напротив воевода присел. Необычный гость и взор трезвит напрочь.
— Сказывай…
— Тогда слушай и ответствуй, — молвил странник, и воевода безропотно подчинился.
— Ведомо ли тебе, что из Тушина ты законного царя изгнал?
— Ведомо, — не спуская глаз со странника, ответил воевода.