на тебя управу найти.
Он указал на соседний дом, где жил урядник.
– Вот только скажу там слово, живо тебе вспишут. Не обессудьте, батюшка. Это я так
пошутил, к слову, – сказал Павел примирительным тоном.
– Ну то-то же! – сказал отец Василий, успокаиваясь.
Он круто повернулся и, переваливаясь, тяжелой походкой пошел на кухню.
– Ну что? Что он тебе сказал? Что ты ему? – набросилась на Галю Ярина, когда Павел уже
скрылся.
– Да отвяжись. Ничего ни он мне, ни я ему,- защищалась Галя.
– Врешь, по глазам вижу, что врешь, – приставала к ней Ярина. – Ведь я тебя не выдам. А
коли хочешь, я и помочь рада, чем могу. Ведь выскочи ты за своего штундаря, мне Панас
достанется. Я ведь по нем сохну, сама знаешь, – сказала Ярина с веселым смехом.
– А не по его волам да баштанам? – сказала Галя. Ей тоже стало весело от заразительного
смеха бойкой подруги.
– Может и так, – смеялась Ярина. – А тебе что? Видишь, я тебе не помеха. Так скажи же, ну
же, не ломайся.
– Да нечего же мне говорить. Вот пристала. Долго ли мы стояли? Только и сказал, что ему
что-то мне сказать нужно.
– Что же? Что?
– Да я ж почем знаю. Вот как увижусь…
– Так вы, значит, свидитесь! – воскликнула Ярина, вцепившись в нее пуще прежнего. То
шутками, то упреками, то просьбами она довела ее до того, что Галя призналась: Павел упросил
ее выйти к нему после обеда на Панночкину могилу.
– На Панночкину могилу? – воскликнула Ярина. – Вот выбрал место! Да там и в полдень
лешие и черти ходят. Отчего ты ему не сказала, чтоб он ко мне в сад пришел? И ближе и лучше.
– И то правда. Да я не знала, что можно, – пожалела Галя.
– Ну вот уж дура так дура, – сказала Ярина. – В другой раз, смотри, умнее будь. А то на
Панночкиной могиле, да еще с некрещеным штундарем, того и гляди черти на тот свет утащут.
Галя засмеялась, но в глазах ее мелькнуло выражение испуга. "А что как взаправду?" –
подумала она.
– Ну, я иду, – сказала она после минутного молчания.- Мне трудно тут стоять с тобой язык
чесать. Коромысло так и режет.
Ярина тоже пошла восвояси, покоряясь необходимости прервать интересный разговор.
Когда она отошла шагов десять, из-за плетня, у которого они все время стояли, показалась
седая голова без шапки, с кошмой седых волос, крупным горбатым носом и огромными седыми
усами, которые придавали что-то внушительное, молодецкое всей его крепкой, стройной
фигуре.
То был старик Охрим Шило, отец Панаса. Когда-то он был первый забияка в округе. Молва
приписывала ему немало темных подвигов, и ему удалось уцелеть только благодаря особой
пронырливости и изворотливости, за которые ему и дали прозвище Шило. Охрим, впрочем, уже