политики. – Не дам и половины. Вот тебе и весь сказ. И не трать ты лучше слов попусту.
– Как угодно. Дело полюбовное, – сказал Охрим.
Он опрокинул выпитую чашку и положил на донышко недогрызенный кусочек сахару в
знак того, что чаепитие кончилось.
– Что же вы, откушайте еще, – приглашал его Карпий. – Эй, Галя, Авдотья, кто там? –
крикнул он, высовываясь в дверь, – поставьте новый самовар, да сахару еще принесите, да
лимончику. Да чтобы мигом.
Карпий вовсе не был обижен или удивлен жадностью свата: дело житейское – всякому
хочется урвать с ближнего, что можно. Он вовсе не имел в виду прерывать переговоров и хотел
только поторговаться.
Они закурили трубки, уселись рядом и стали мирно беседовать о посторонних предметах.
Самовар между тем был долит и снова зашумел на столе. Чаепитие возобновилось. Они уже
выпили по двенадцати чашек, но вместительность их желудков, казалось, не имела пределов.
Они принялись за новый самовар с удвоенной энергией и пили упорно, торжественно,
перекатывая глаза от блюдечка, и когда не молчали, то тщательно избегали всего, что касалось
бы занимающего их дела.
Слово было сказано. Хитрить и скрытничать было уже бесполезно. Теперь вся задача
состояла в том, чтобы пересидеть друг друга, как барышники, торгующие лошадь, и не
обнаружить первому признака нетерпения. И вот они сидели, пили, потели и ждали, кто первый
поддастся. Но не поддавался ни тот, ни другой. Охрим сопел, прихлебывал чай, опустошая
чашку за чашкой, и в качестве бывалого человека рассказывал разные разности, а о деле ни гугу,
точно он и думать о нем забыл. Карпий кряхтел, пыхтел, утирался рукавом рубашки и делал вид,
что как нельзя более заинтересован разговором, и тоже о деле ни гугу.
Они могли бы просидеть так до сумерек и разойтись ни с чем и встретиться другой, третий
раз и продолжать то же переливание. Но случайно Охрим выглянул в окошко и заметил, как в
калитку шмыгнула женская фигура. Он подумал в первую минуту, что это Галя. Но фигура
сделала несколько шагов, и он тотчас узнал Ярину.
"Что она тут делает?" – подозрительно подумал Охрим. Он спросил у хозяина, часто ли она
к ним ходит.
– Ярина-то? Да почитай никогда не ходит. А что?
– Да ничего. Она только что вот из вашего дома вышла.
– Бабьи дела! – отвечал Карпий пренебрежительно. – Им бы только посудачить да языком
помолоть.
Но Охрим его не слушал. Вид Ярины раззадорил, его и лишил его обычного самообладания.
– Ну, так как же? – проговорил он, не выдержав роли, хотя он и знал, что каждое слово,
выскочившее из-под его седых усов, обойдется ему по крайней мере в пару волов.