и упрямо. Она не прочла в них желанного ответа. Голова ее упала снова, и пуще полились
слезы.
– Нет, значит, нам счастья от Бога, – проговорил Павел.
С крестьянской покорностью судьбе он покорился своей горькой участи.
Он заговорил о постороннем. Стал расспрашивать про дом, про мать. Она отвечала ему
сначала односложно, потом разговорилась. Долго сидели они. Жара успела спасть. Солнце
спустилось на полпути до заката, а они все сидели и разговаривали, и не хотелось им
расставаться. Раздался пастушечий рожок. Скотину выгоняли.
– Пора! – сказала Галя. – Не поминай меня лихом. Он не стал ее задерживать; нужно было
и ему идти домой на работу".
Он проводил ее до опушки, и здесь они обнялись и попрощались, как родные расстаются
перед вечной разлукой.
В то самое время, как Павел хороводился со своим отцом духовным, вымащивая карасями
свой путь ко спасению, к одинокой пасеке старого штундиста подъезжали две повозки. В
первой сидело двое жандармов; во второй ехали молодой консисторский попик и чиновник в
форменной фуражке. Старшина Савелий трясся на облучке рядом с кучером. Его вызвали в
город нарочно, чтобы консисторским посланцам не было хлопот с разыскиванием сельского
начальства на месте.
– Вот здесь,- неохотно указал рукою Савелий, останавливая повозку в виду знакомого нам
домика.
Вся компания слезла и вошла в дом. Лукьяна не было в избе. У печки хлопотала Параска,
которая, завидев незваных гостей, входивших во двор, опрометью бросилась из избы искать
Лукьяна. Он работал на огороде, любовно обсыпая мягкой землей корни молоденьких
жасминов.
– Что случилось? – спросил он испуганно, увидав бледное лицо Параски.
– Батюшки! Солдаты пришли по тебя. Поп и чиновник с ними. Староста Савелий привел.
Лицо Лукьяна сейчас же приняло спокойное, несколько торжественное выражение.
– За мной, значит! – сказал он серьезно.
Он помолчал с минуту, бросая как бы прощальный взгляд на все эти дорогие его сердцу и
им выхоленные растения.
– Братьям от меня поклонись, – сказал он скороговоркой. – Скажи им, чтоб не унывали и не
огорчались. Бог всегда со мной – чего убоюся? Да присмотри без меня, – прибавил он, – вот за
цветком. Цветки – дар божий. Краше Соломона во славу его одевает он их. Да за скотинкой и
пчелками. Тварь немая – она не скажет. А теперь пойдем.
Он пошел вперед к дому. Параска следовала за ним.
– Коли что спрашивать станут, – шепнул он, оборачиваясь к ней на ходу, – если насчет
веры, – отвечай, как Бог на душу положит. А если насчет братии – ни гугу. Скажи, что ты в эти
дела не вхожа.
Они вошли в дом, где уже хозяйничали гости, осматривая книги и шаря во всех углах.