Обыском руководил отец Паисий, молодой попик, воротило консистории, которому поручено
было присмотреть, чтобы при обыске у штундистского апостола полиция чего-нибудь не
пропустила и чтоб опрос односельчан был произведен в каком следует духе. Он должен был
кстати повидать отца Василия насчет кое-каких просроченных взносов в консисторию.
Паисий был белокурый молодой человек с маленькой лисьей мордочкой, кроткими
голубыми глазками и мягким, вкрадчивым голосом. Архиерей всегда употреблял его для тонких
дипломатических поручений, которые молодой пронырливый попик обделывал с ловкостью
старого иезуита.
– А, вот и ты пожаловал, – сказал Паисий. – Ты сам Лукьян-апостол и есть? – прибавил он с
улыбочкой. – Вот мы тебя навестить приехали насчет веры новой, что ты открыл. Посмотрели
тут кое-что без тебя. Мудер ты, видно. Книг – как у попа. Нет ли где еще?
– Я Лукьян, точно, а апостолом не мне, грешному, прозываться, – отвечал штундист. –
Служу Богу, как повелел он. Книги мои вот тут. Других нет. Осмотрите сами, милости просим,
и Бог вам на помощь, коли вы с добром.
Это было сказано так просто и с таким достоинством, что Паисий несколько опешил и
перестал подшучивать.
Обыск был произведен очень тщательно. Осмотрели клеть, и сарай, и двор. На дворе стояла
опрокинутая вверх дном бочка. Подняли и ее, чтоб убедиться, не спрятано ли там чего-нибудь.
Никаких писем или документов в доме найдено не было. Но в ящике стола оказалась
толстая тетрадка, в которой Лукьян набрасывал свои проповеди. Паисий так и вцепился в нее.
– Вот оно, новое-то евангелие! – не мог удержать он ехидного замечания.
Лукьян добродушно улыбнулся.
– И старое-то дай Бог соблюсти! – сказал он.
Книгам была сделана подробная опись, и те, где оказались пометки, были отобраны и
приобщены к "вещественным доказательствам". Затем Лукьяну приказано было одеться и идти в
волость.
Параска всплакнула и попробовала причитать. Но Лукьян так на нее посмотрел, что она
тотчас перестала.
– Прощай, мужу кланяйся. Он знает, где у меня что, – сказал Лукьян на прощанье.
Лукьяна увезли в маковеевскую сельскую избу, которая была ближе. Здесь был составлен
протокол обыска, и затем Паисий приказал старосте скликать кое-кого из мужиков для опроса.
Старшина и писарь Пахомыч живо обделали дело. Через полчаса сельская изба была набита
народом.
Когда все собрались, Паисий окинул толпу кротким взглядом и повел к ней такую речь:
– Вот, православные, – сказал он, – завелись у нас смутьяны. Русский народ в немецкую
веру перевести хотят. Да этому не бывать. Так ведь, православные?