свежими, заметными издалека. Разбитые окна брезентом затянуты. -Вас опять обстреляли, браток?-
спросил машиниста осмотрщик вагонов. -Бомбили под Добрушем. Только вырвался, глядь –
«фоккер» заходит. Без помех отстрелялся, паскуда. Как мне тендер не продырявил… И добавил
увесисто: -Курва фашицкая! Машины и люди с носилками уже вдоль платформы стояли. Дышало и
двигалось все по отработанной схеме. Кто-то властный, согласно законам войны, непрестанно
следил, чтобы схема не сбилась. Вынесли девочку в форме военной. Над карманом нагрудным
медаль «За отвагу». Две косички вдоль щек. В сапожках хромовых. Будто спящая. С носилок
положили на брезент. Все, кто был рядом обнажили головы. Пилотки сняли даже те, кто умерших и«фоккером» убитых выносил. -Из нашего вагона девочка… -«Фоккер» очередь дал на последнем
заходе, а она несла судно… -Вертела папироски нам, безруким, а послюнить стеснялась… Раненых
вывели. Вынесли. А тех, чьи жизни погасли на пути к этой станции, сносили на кузов ЗИСа, чтобы, в
путь провожая последний, на детей своих глянуть могла скорбным небом Советская Родина.
Разбитый поезд отвели в тупик. А паровоз-солдат, через какое-то время недолгое, заправившись
водой и углем, увел другой состав с крестами милосердия, гудком прощальным осеняясь, как
крестом, под небо черное войны, судьбе неведомой навстречу. И станция зажила прежней жизнью.
Под кубовой с мазутной надписью на стенке «кипяток» солдаты котелками забренчали. Гармошки
инвалидов зарыдали под самодельные куплеты о войне, о танке и братишке-самолете. А женщины –
ремонтники путей, со страдальческой гримасой отвращения к тому, что они делают сейчас, закинув к
небу подбородки и шеи вытянув, шажками семенящими, длинный рельс понесли на ломах к тому
месту путей, где какое-то время назад зияла воронка от бомбы. -Ой, ты мать моя, матушка родная!-
отозвался солдат на видение это молитвенным шепотом.- Бабоньки наши! На вас теперь держится
все: и страна, и война! Господи Боже ты мой! Погляди на святую правду! На другой бы народ такое –
подох бы давно! У раненых, что очереди ждали на посадку в санитарные машины, как будто
невзначай солдатские бушлаты расстегнулись, а из-под них заполосатились тельняшки. -Морская
пехота!- солдат догадался.- Братишки! Ребятушки с форсом! И воюют отчаянно!.. Перехватив
внимание солдата, у костерка, что напротив дымился, гармошка тихо распахнулась. Перебором
прошлась, помурлыкала, в себе отыскивая что-то, зазывно-тихо повела мелодию знакомую, кого-то
явно поджидая. И тут, над военным людом, над платками, над взрытой бомбами землей, детский