— Подумайте, —
вежливо сказал ему по-русски офицер в черной гестаповской форме,— через два
недели мы за вами приедем.
Эти дни для
доктора были днями мрачного раздумья. Но решения своего он не изменил. На
десятый день, когда он после операции мыл руки, он увидел в зеркале перед
раковиной подъехавшую ко входу в отделение крытую военную машину. Вошедшая
санитарка сказала:
— За вами
приехали, ждут.
Как был, в
белом халате и шапочке, он вышел во двор и увидел машину, около которой стоял
немецкий офицер и четыре солдата в касках и с автоматами.
— Садитесь в
машину, — сказал офицер. — При попытке к бегству, — он положил ладонь на кобуру
“Вальтера”, — будем стрелять.
Машина
тронулась, и доктор не видел, куда его повезли. Вероятно, на выезде из города
машину остановили на контрольном пункте. Слышалась немецкая
речь. В машину
заглянул фельдфебель. Посмотрев на солдат, он отошел и закричал: “Раус!”
Машина шла по
асфальту, но вскоре сошла на грунтовую дорогу, стало трясти. Наконец она
остановилась. Солдаты попрыгали на землю, и доктор вышел за ними, щурясь от
яркого света. Ему приказали стоять на месте. Оглядевшись, доктор увидел, что
стоят они у подножья горы и кругом лес.
— Вот и конец,
— подумал Сухарев. — Но что они делают?!
Немцы покатили
машину и столкнули ее под откос, и она, кувыркаясь, пошла вниз, в ущелье. Затем
они сбросили каски, мундиры и принялись горячо обнимать его. Доктор не верил
своим глазам. Это была дерзкая партизанская вылазка.
Так, до 1944
года он был партизанским хирургом, разделяя всю тяжесть их положения из-за
отсутствия помощи со стороны предгорного татарского населения. Эту историю с
освобождением доктора Сухарева знала вся Феодосия.
Однажды, придя
к батюшке Мефодию, я застал его в подавленном настроении. Он чем-то был огорчен
и, стоя перед образами, усиленно молился и клал поклоны. Я сел на диван и
ожидал, что будет дальше. Наконец, он закончил свою покаянную молитву и
протянул мне лежавшую на столе бумагу. Это было обращение правящего
архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) к духовенству епархии: “К глубокому
огорчению моему, узнаю, что доныне, несмотря на повторные указания мои, Таинство
крещения совершается некоторыми священниками через обливание. Из истории Церкви
знаем, что уже в апостольское время крещение совершалось троекратным
погружением во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
Пятидесятое
правило святых Апостолов грозит лишением сана епископу или пресвитеру за
крещение не троекратным погружением”.
— Согрешил я
перед Богом и владыкой Лукой, — сокрушался батюшка. — Стефан уехал по делам в
старый Крым, а я не в силах был натаскать воды в купель и крестил младенца
обливанием. И вот, казнюсь и горюю.