Долгие часы
утомительной службыотбивая многочисленные земные поклоны, переминаясь с
ноги на ногу, выстаивал Ваня. Иногда в глазах у него темнело, и он опускался на
пол. Его поднимали, ладонями больно натирали уши и опять заставляли стоять.
Дома тоже не
давали спуску. Много часов он провел сидя за дубовым столом и ворочая
Следованную Псалтырь и Прологи. Здесь главенствовала буква, и не дай Бог Ване в
чем-то оступиться: в чтении, в пении или уставных поклонах — за это дед, лысый
начетчик в круглых железных очках, ходивший и дома в черном азяме, больно
стегал его твердой кожаной лестовкой. Когда Ваня в Риге окончил русскую
гимназию, на семейном совете его решили послать в Прагу, где в двадцатые годы в
университете преподавало много русских профессоров, бежавших из Петрограда и
Москвы. Перед отъездом собрались все сродники и истово отслужили напутственный
молебен по беспоповскому чину.
В университете
языки Ване давались легко, особенно родственный восточнославянским — чешский, н
он успешно мог слушать лекции на чешском, хотя многие предметы читались на
русском. После некоторого раздумья он предпочел юридический факультет и с
удовольствием и интересом изучал римское право, латынь, логику и другие
мудреные дисциплины. Старообрядцев в Праге не было, на каждом шагу только
готика католических костелов, и Ваня первое время очень томился по привычному
поморскому богослужению, но с некоторых пор стал к нему остывать и утренние и
вечерние молитвы произносил больше по привычке. Быстро пролетели студенческие
годы, и в Ригу он вернулся отшлифованным европейским франтом. Тогда в моде была
белая рубашка с черным галстуком “бабочкой”, джемпер, брюки с застежкой под
коленями, гольфы и остроносые коричневые туфли. Дополняла наряд американская
клетчатая кепка и, конечно, тросточка с затейливым набалдашником.
Аттестаты и
дипломы у него были просто блестящие, и его приняли в юридическую фирму братьев
Целлариус ходатаем по спорным вопросам гражданского права.
Однажды фирма
послала его разобраться с иском старообрядцев из деревни Раюши. Поскольку надо
было ехать на лошадях по деревенским дорогам, Иван Никифорович оделся в
клетчатый шерстяной костюм, крепкие ботинки с рыжими крагами — это своего рода
голенища с застежками, перед зеркалом примерил головной убор, модный в
двадцатых годах, который назывался “здравствуй-прощай”, с двумя козырьками —
спереди и сзади, и прихватил тяжелую трость от собак. Когда он на коляске о
двух лошадях приехал в Раюши, деревня казалась вымершей — жители все
попрятались по дворам, потому что по деревенской улице прохаживался громадный
черный бык. Наклонив голову с короткими острыми рогами, он передними копытами
рыл землю, пускал тягучую слюну и страшно ворочал налитыми кровью глазами. Иван
Никифорович поспешил заехать в первый попавшийся двор, и хозяин быстро затворил
за ним ворота.