Назавтра,
опираясь на клюку, в больших лаптях и с корзинкой с корешками и травами
притащилась старая Палага. Она долго крестилась, молилась и клала поклоны перед
святыми образами, стоящими в деревянной со стеклами, засиженной мухами божнице.
После поклоном отдала честь и хозяевам. Матренку повели в протопленную баню,
чтобы распарить косточки, а старухе предложили чаю. Старуха жадно пила
китайскую травку, рассказывая о чудесах при мощах преподобного Серафима,
перебегая мышиными глазками с одного слушателя на другого. Выпив несколько
чашек дорогого заморского зелья, она перевернула чашку и положила наверх
замусоленный огрызок сахара в знак того, что уже напилась как следует и
осталась довольна. Придя в баню, Палага разложила Матренку на лавке спиной
вверх, достала из корзинки бутылку со святой водой, набрала в рот воды и начала
прыскать через уголек на спину девчонке. Между прысканьем читала заговор от
болезни нараспев с небольшим приплясом.
После этого
действия, Палага оставила корешки и травы, наказала как их настаивать и пить,
и, получив мзду от большака, поплелась восвояси.
К осени горбик
у Матренки увеличился и по вечерам была легкая лихорадка. По первопутку большак
решил везти внучку к ученому доктору в Углич. Наклали в сани побольше сена,
привязали к задку саней большого жирного борова и, достав из-за божницы
четвертную, крепко закутанные, двинулись в путь. Большак около себя в сено
положил “тулку” на случай волков. На крыльцо вышла большуха и с поклоном
сказала большаку: “Читай, Кондратушка, молитву на путь шествующим!” Кондрат
снял треух, перекрестился и Прочитал “Отче Наш”.
Кнут заходил
по Савраске, и сани со стонущим боровом, Матренкой и большаком, скрипя
полозьями по снегу, тронулись в путь. Путь был неблизкий, ехали лесной дорогой.
Лес спал, заваленный снегом, громадными шапками снег громоздился на ветвях
темно-зеленых елей. На полянах останавливались дать отдых лошади, дед вешал ей
на морду торбу с овсом и накрывал потную спину попоной. Под рогожами стонал и
хрюкал связанный боров. Иногда слышался голодный волчий вой. Савраска
вздрагивала и настораживала уши, а дед с озабоченным видом доставал “тулку” и
для острастки гулко палил в небо. Когда приехали в Углич, навстречу им попался
сам доктор — тучный господин с маленькой бородкой в каракулевой шапке пирожком
и лисьей шубе, ехавший в собственном экипаже. Дед соскочил с саней, подбежал к
экипажу, и, сняв треух с плешивой головы, начал что-то говорить доктору,
показывая на закутанную Матренку. Доктор снял пенсне с багрового толстого носа,
протер его платком и указал деду куда ехать к нему на прием.