Поехал. Через
сутки добрался до Арзамаса. Дальше пошел пешком по глухим местам, по компасу.
На дороги старался не выходить, селения обходил. Ночевал в лесу. Холодно,
осень, туманы. Наконец добрался я до зоны. Лес кончался. Далее все вырублено.
Вспаханная полоса, колючая проволока в два ряда. Вышки. Дождался темноты.
Пополз на брюхе по полю. Прополз вспаханную полосу и добрался до проволочного
заграждения. Стало темно, да и туман густой навалился.
Ну, думаю,
Господи, благослови!
Когда лесом
шел, все молился. Почему-то все из Патерика на ум приходило: “Яко же тело
алчуще желает ясти и жаждуще желает пити, так и душа, отче мой Епифаний, брашна
духовного желает: не глад хлеба, не жажда воды погубляет человека; но глад
велий человеку Бога не моля, жити”.
Значит,
полежал, послушал — тихо. Достал кусачки, надел резиновые перчатки, начал
перекусывать проволоку. Ну и проволока! Пыхтел, пыхтел: едва перекусил, Боже
правый! Что тут началось! Сирена заревела, прожекторы включились, затрещала
автоматная очередь. Я, по-пластунски, назад. Как меня до леса донесло, и сам не
знаю. Хорошо, лег плотный туман. “Ну, батюшка Серафим, помогай!” Бежал, как
конь. Не знаю, была погоня или нет, но всю ночь бежал без отдыха. Выбросил
кусачки, резиновые перчатки. Спал в лесу. Постоянно молился угоднику. Наконец
вышел к станции Теша. Забрался в товарняк, спрятался на платформе со щебенкой.
И вот, слава Богу, добрался до дому. Первым делом в баньку сходил, колотильную
дрожь выпарил, поел дома щей, помолился и пошел к своему старичку-духовнику
каяться в рассказывать о своих приключениях. Он выслушал и говорит мне: “Чадо
мое, испытание твое было велико и опасно, но Господь оберег тебя и приобрел в
тебе верного сына, и батюшка Серафим тоже не оставит тебя никогда. Велики еще
силы сатанинские, и земля батюшки Серафима еще в плену, но придет время, и
рухнут все преграды и опять запоют Пасху в Сарове”.
И только через
много лет, когда повалилась власть коммунистов, узнал я, что в Сарове, где
подвизался батюшка Серафим, где он, стоя на камне тысячу дней и ночей, молился
за грешный мир, угнездились советские бомбоделы, ковавшие дьявольское атомное
оружие.
Вот так
батюшка Серафим первый раз спас меня от погибели.
Недавно он
спас меня второй раз.
Игорь поставил
остывший чайник на печку и продолжал:
— Значит,
месяц назад, в феврале, после службы поехал я в город к себе на квартиру.
Приехал, поужинал и прилег отдохнуть с книгой в руках. И вдруг погас свет.
Посмотрел — квартирные пробки в порядке. Взял фонарик и спустился на первый
этаж под лестницу, где были электрощиты. С улицы через окно падал свет и слабо
освещал площадку первого этажа. Цементный пол был скользкий от какой-то наледи.
Я открыл железные дверцы щитового ящика, посветил фонариком и увидел, что не в
порядке предохранитель. Сходив за проволокой, я шагнул к ящику и вдруг,
поскользнувшись, обеими руками влетел в ящик на клеммы. Тут меня как стало бить
током! Я хотел оторваться, но не мог. Я понял, что погибаю. Кричать был не в
силах, но мысленно взмолился: “Батюшка Серафим, помоги!” И сразу кто-то оторвал
меня от щита и стал опускать на пол. В полумраке я увидел старичка в белом
балахоне с медным крестом на груди.