Спустя полчаса Анна уже сидела
на кухне у Клары, чинно потягивая чай без сахара. А хозяйка, после безуспешных
попыток накормить подругу кремовым тортом, смачно уплетала его за двоих. И при
этом болтала без умолку:
-А ведь я тебя сразу узнала!
Знаешь, Анюточка, а ты совсем не изменилась: все такая же симпампушечка.
Слушай, а это правда, что ты теперь в монастыре живешь? Наверное, ты уже там
самая главная, да? Как это называется? Игуменша, кажется… Да, такой красавице и
умнице только игуменшей и быть…
От этих слов Анна чуть не
разревелась. Какое там «самая главная», если мать Феофания даже не хочет постричь
ее в мантию! Какая же это несправедливость! Да живи она в другом монастыре, ее
бы уже давно постригли и сделали казначеей или благочинной. Или даже игуменией…
А здесь ее не только не ценят, но еще и издеваются над ней. Видите ли, этой
взбалмошной игумении вздумалось отправить ее ухаживать за мамашей-симулянткой и
спившейся старшей сестрой, которые и в Бога-то не верят! Так почему она,
инокиня Анна, должна возиться с ними?
Клара сочувственно кивала
головой. Да, она прекрасно понимает Анну. Ведь и у нее не жизнь, а сплошные
проблемы. На работе платят мало: уборщица в банке, и то получает куда больше,
чем она, бухгалтер со стажем. И замуж она выходила трижды, и потом трижды
разводилась. Всем этим мужикам нужно одно: кучу детей да жену-прислугу. А почему
она должна горбатиться за плитой и стиркой пеленок? Сколько у нее знакомых
женщин, с которых мужья, как говорится, пылинки сдувают! И делают за них все по
дому, а они только красятся да ногти полируют. Да, повезло же этим дурам, хотя
они ей и в подметки не годятся! Не зря же сказано, что дуракам – счастье.
Только ей одной всю жизнь не везет…
Они засиделись на кухне за
полночь. И чем дольше продолжалась их беседа, тем больше она сводилась к
взаимным сетованиям на судьбу и осуждению всех и вся. В конце концов на столе
появилась водка, и Анна сама не заметила, как сделала первый глоток… А потом,
продолжая жаловаться на судьбу, на несправедливую игумению, на глупую мамашу и
спившуюся Милку, снова и снова наполняла стопку и, глотая пьяные слезы, откусывала
от бутерброда с колбасой…
***
Назавтра они обе проснулись в
прескверном настроении. И Клара сразу же напустилась на Анну. Это по ее вине
она вчера выпила лишнего, и вот теперь у нее болит голова и отекло лицо. Как же
она завтра сможет работать? Разве так поступают с подругами? И вообще, Анне нет
дела до того, как она несчастна. Она всегда думала только о себе, а не о
других. Так пусть тогда убирается назад в свой монастырь! Только там таким и
место! А ей ее нисколечко не жаль.