Кони скачут, вьются гривы,
Сабли острые свистят…
За сирот, за слезы, стоны,
За попранье алтарей,
За народ, в полон сведенный,
Получи свое, Гирей.
По набеговым канонам
Обратят в полымя, в дым
Очумевший, полусонный,
Неготовый к смерти Крым.
Пролетят над гулкой твердью,
Разоряя кишлаки,
Разметав кибиток жерди,
Сечевые казаки.
Долетят до самой Кафы,
Гарнизон сметут в залив:
Получи-ка, хан лукавый,
Урожай свинцовых слив.
Торг невольничий площадный
В исступленье разорят;
Месть свою верша нещадно,
Все запоры отворят.
«Кто здесь, братья, православны?
Воля всем! Аль кто немой?
Кто крещен – выходь из плавней!
На ком крест – гайда домой!»
Полоняники рыдали
На груди у казаков,
В эйфории все бросали,
Торопясь под отчий кров.
К Перекопу шли за войском
Бодрой гордою толпой,
Сердце гимн делам геройским
Пело в радости слепой.
Только было то веселье
С каждым шагом все горшей.
Через день пришло похмелье –
«Нешто с паном хорошей?»
С каждым шагом все печальней
Становились лица их.
Оживленный изначально,
Гомон постепенно стих.
Беспросветной и забитой
Жизни возродился страх –
Призрак панщины забытой
Ужас пробудил в сердцах.
На Украйну любу ноги
Перестали их нести:
Пан жестокий, скарб убогий…
Для чего? Господь, прости!
Шли безмолвно, шли понуро,
С неохотою, но шли,
Бормоча: «Куда мы сдуру?
Мы свое давно нашли».
Вырванных из уз татарских
Шло, быть может, тысяч пять,
Крепостных когда-то барских –
Казакам их не понять.
Ведь по турскому по своду –
Шесть лет плена, а потом…
Получай-ка, раб, свободу,
И трудись, и ладь свой дом.
Чем играть с судьбою злою –
Свой обряд перемени:
Просто стань перед муллою
И Аллаха помяни.
Хлебороб? – трудись на пашне;
В ремесле искусник? – правь
С толком дело. О вчерашнем
Позабудь. Строгай, буравь.
Крым – простор благословенный;
Заводи жену, детей
И как подданный смиренный
Позабудь про свист плетей.
Перемену настроенья
Видит мудрый атаман.
«Что за странные сомненья?
Расспроси-ка их, Демьян».
Есаул к толпе подъехал,
О печалях расспросил.
Вот так блажь, почти потеха:
Басурман им боле мил,
Нежели земля родная.
«А при вас ли, братцы, крест?
Может быть, тогда дознаю,
Где тот родный вам насест?»
«Православны все мы, пане.
Только – Господи, спаси! –
Нам вольготнее при хане,
Чем под ляхом на Руси» [34] .
Есаул до кошевого,
Да с улыбкою кривой
Рассказал все слово в слово.
Атаман стал сам не свой.
«Ну-ка, хлопцы, погодите.
Правду ль речет есаул?
Правду?! Не держу! Идите!
Ворочайтесь в свой Стамбул!»
Из толпы угрюмой вышел
Хлоп костистый. Поклонясь,
Сиплым голосом, чуть слышно
Прохрипел: «Прости нас, князь».
«Я не князь. Казак я вольный.
Атаман я кошевой.