На помощь пришла вторая лодка. Трубы сменили, и после короткого перебоя песок с водой снова понесся по ним вверх, на отлогий берег, на невидимую в темноте плотину.
Матвейчук похлопал Леню по плечу свернутой в трубку газетой и сказал:
— Получишь благодарность в приказе. Понятно?
— Понятно, — ответил Леня и вытер рукавом мокрое лицо.
Он пошел в кубрик обсушиться. Ему хотелось рассказать кому-нибудь все, что с ним только что случилось. Но сделать этого не удалось, потому что в кубрике никого не было, а под потолком висели гирляндой ослепительные электрические лампочки, приготовленные к встрече Нового года. Они освещали портрет, знакомое всему миру на этом портрете лицо.
Леня начал разуваться, чтобы высушить бутсы, и вдруг смутился: с портрета пристально, чуть прищурившись, смотрели на него смеющиеся проницательные глаза.
Леня незаметно толкнул ногой разбухшие бутсы под койку и поджал ноги. Ему даже как будто послышался неторопливый голос:
— Что же вы смущаетесь, дорогой товарищ? Вы хорошо поработали. А руки надо вымыть карболовым мылом и перевязать.
— Да я перевяжу, честное слово! — несмело ответил Леня, но в это время ветер ударил с такой силой, что весь землесос запел, закачался, зазвенел и поплыл куда-то в ночь. А звон якорных цепей перешел в звуки торжественного марша.
Когда Арутунян вошел в кубрик, Леня спал, сидя на койке и поджав под себя ноги.
Арутунян легонько толкнул Леню на койку, прикрыл бушлатом и вышел. Электрические лампочки все так же сияли, освещая на стене портрет и карту намыва земли на плотине.