Пришел ли Один-Водан с Востока? (Ферхаген) - страница 29

Затем возникли предположения об одном из разбойничьих набегов степных всадников, тем более, что также в Силезии, Богемии, Трансильвании и Центральной Болгарии можно было найти доказанные следы скифских нападений в шестом и пятом веках. Предполагали даже вторжение с продолжительными последствиями. Карл Йеттмар в своей книге «Ранние степные народы» (1980) пишет: «Так как по-прежнему считается, что скифы овладели Южной Россией, и в качестве кочевых завоевателей правили мирными крестьянами, возникает также вопрос, не повторились ли эти события и в Центральной Европе за пределами круга света письменных источников. Не дошло ли также и здесь до поселения и основания государства?»

Археолог Феттих, на которого ссылается Йеттмар, выступил против мнения, что, мол, появление скифов в Центральной Европе было здесь только эпизодом. Он полагал, что «скорее нужно считаться с массивной колонизацией», с господствующим слоем, который позже растворился в населении. Другие исследователи заявляют, что так называемая Лужицкая культура неоднократно и сильно страдала от ударов скифов.

Здесь у нас теперь, во всяком случае, есть археологическое свидетельство, лучше которого мы не смогли бы себе и пожелать. Так как в провинции Бранденбург (и так же в Силезии и в Лаузице) в те времена жили свевы, т.е. германцы. Скифская колонизация на германской земле?

Не могло ли и здесь действительно произойти то же самое, что и в кельтской области Гальштатской культуры? Возможно ли, что также и над германцами Восточной и Северной Германии прокатилась волна народов из Причерноморья и вызвала изменения обычаев, условий жизни и взглядов на жизнь, и, прежде всего, религиозных обычаев и представлений?

Мы, как уже говорилось, благодаря письменным свидетельствам, которые открыл Шпанут, сегодня знаем очень много о жизни, обычаях, привычках и религии жителей Северной Европы в Бронзовый век. О германцах более позднего времени – со второго столетия до Р. Х. – римляне написали много интересного и поучительного. Но между этими периодами зияет пробел.

Все же, ясно одно: рассказы римлян изображают картину, которая в нескольких моментах отличается от более ранней, до пробела. Здесь что-то заметно изменилось со времени «благочестивых и мудрых гипербореев».

Германцы римского времени изображаются, пожалуй, как благочестивые, но не как мудрые люди, также не как столь оседлые и состоятельные, как северные люди Бронзового века. О них не говорят, что они, прежде всего остального, любят богатые «украшения, горячие ванные и спокойствие». Появилось что-то беспокойное в их характере, что-то исключительно склонное к путешествиям и войне. Они любят войну и перемену мест гораздо больше, чем раньше – совсем как кельты, о которых римляне говорят точно то же самое. Рядом с «яростью» галлов стоит «Furor teutonicus».