Нинк пишет (14): «Читателю исландских саг или песен «Эдды» и песен скальдов уже скоро должно броситься в глаза, как часто в них употребляется глагол fara = «ехать, идти», вместе с однокоренными ему словами. Боги и герои постоянно в походе. «Мне в течение всех моих дней суждено странствовать, странствовать и сражаться, вплоть до моего ухода», говорит старый Хильдебранд в «Песне о Хильдебранде». Частоте, с которой думают о тяге к дальним странствиям и блужданиям, соответствует любимый на Севере взгляд на пространство как на дорогу и на указывающий вдаль путь».
Нинк приводит здесь загадку, которую Один в «Эдде» задает королю Хейдреку:
«От дома шел я,
От дома шел мой путь,
Я видел пути по пути,
Путь был внизу,
Путь был вверху,
Путь всюду».
Нинк связывает эту склонность к странствованию и блужданию непосредственно с Воданом-Одином, вечно путешествующим и блуждающим. Он говорит о «странном беспокойстве к блужданиям» этого бога. Он, по-видимому, также бог бури. Но «значение бури, кажется, представляет собой только одну сторону его общей блуждающей природы. Ее следует понимать не только природно-мифически, а как основную душевную черту, как признак его внутреннего сущностного свойства». (15) Он – бог отъезда, исхода, удаления, ускользания, демон экстаза. Отъезд не только тела, но и души, вот что вызывает Один у «своих».
«Больше того, это перенесенное также на богов стремление к странствиям долго удерживало германцев от того, чтобы приписывать своим богам постоянные места расположения и образы», говорит Нинк. (16) Доказано, что Север в Бронзовый век знал великолепные храмы и изображающие богов статуи. Но Тацит (c. 9), напротив, говорит о германцах, что они считали несовместимым с величием Небесных заключать богов в стены храма или представлять их в виде людей. Священная роща, которая, естественно, всегда была рядом с храмом, теперь могла бы почти полностью вытеснить храм, только в эпоху викингов в сообщениях снова появляются «дома богов» с деревянными идолами; во время дальних странствий они познакомились с Югом с его храмами и церквями и вернулись теперь к обычаю строить для богов великолепные дома. Только очень поздно, после 1000 года н.э., упоминается статуя Одина в Уппсале. В принципе, также почти невообразимо представить себе несущегося с дикой скоростью, скачущего верхом, путешествующего бога бурного движения как статичный образ между стенами храма.
Здесь нужно заметить, что конные народы (народы всадников) Причерноморья, как и восточные индогерманцы вообще, не знали храмов. Хауэр пишет (17): «Так, например, также в старейших индоарийских песнях, «Ригведе» и «Атхарваведе» нельзя найти никаких храмов и культовых изображений богов... Похоже выглядит картина и у древних иранцев. То, что эта антипатия к идолам и храмам не основывается на недостаточном художественном мастерстве, доказывает, например, высокоразвитое искусство скифов, в котором не обнаружен ни один действительно ясно узнаваемый идол кроме как в самых поздних фазах, где соприкосновение скифов с эллинизмом было уже очень сильным».