Поэтому можно задать вопрос: что, собственно, в современном немецком «народе» достойно сохранения? [Прим. ред. ВС: Например, его высокий интеллект!] «Биологическая субстанция» как «источник культуры» была бы возможным ответом. Однако народ – это не раса, т.е. биологическое единство, но он состоит, если основываться на традиционном типологическом учении о расах, как известно, из различных рас. Народ – это, прежде всего, культурное единство, но отнюдь не «кровная общность» (даже если какое-то определенное расовое родство может образовывать какой-то признак). Если считать «биологическую субстанцию» такой важной, то нужно было ставить в центр не просто народ, даже не большую расу, а проводить различие также внутри одного народа между ценной и малоценной «биологической субстанцией». Соответствующим образом в одном тексте на одном интернет-сайте «еврорусских» говорится: «Мировая история – это не только борьба больших рас, но в еще большей степени – борьба расовых ядер со своей собственной генетической периферией» (В.Б. Авдеев).
[Прим. ред. ВС: Как раз наоборот: Народ – это, прежде всего, кровная общность и его культура обусловлена расовыми особенностями. Автор вырвал цитату из книги Владимира Авдеева «Расология», глава Биологическая основанордического мировоззрения. Эта глава была опубликована в Немецкой рубрике сайта «Велесова Слобода».Рекомендуем для чтения: Ричард Ферле. Эректус бродит между нами]
Этот раскалывающий народы биологический расизм хоть и сумасброден, но, по крайней мере, последователен. На такое требование, естественно, следовало бы принципиально возразить тем, что биологическое в человеке не является определяющим элементом, во всяком случае, когда речь идет о существе, достойном называться человеком. Даже тот, кто признает психическую и надбиологическую реальность, но понимает ее в односторонней обусловленности через биологическое, защищает материалистическую по сути идеологию. Так и нашептанное французом Гийомом Файем о народе как «трансцендентальном единстве предков, живущих и потомков» тогда также оказывается лишь началом новой попытки повлиять на массу после потери ею естественного и здорового понимания собственного происхождения, используя при этом мифы и внушения, «которые должны наэлектризовать ее, пробудить в ней элементарные инстинкты и льстить ей с помощью видений и химер, избранности, уникальности и силы» (Эвола).
Как бы сильно ни следовало оценивать трансформацию народов в «гражданские общества» как процесс упадка, все же нет никакого повода возвышать народ и расу до уровня идолов. Кому слишком мало «национальной идентичности», тот может прямо обратится к более высоким принципам, которые отнюдь не немецкие, а универсальные. По мере того как народы их понимают, образуются также культуры, которые заслуживают себе это имя. Культура не может быть создана из ничего, в том числе и из развития «этнокультурного сознания», она может возникнуть только путем обращения к предпосылке всех настоящих культур: к измерению трансцендентности. Так как «отделение себя от одинаково серой субстанции коллективов и после этого образование личностей обращением к более высоким принципам и интересам – это первый шаг к тому, что в особенном и традиционалистском смысле всегда называли «культурой»» (Эвола).