была
эластичной и боеспособной, изобретательной и смелойв отыскании новых путей и средств /Кёрнер, «Строжайшее управление военной экономикой», в работе «Четырехлетний план», 1940г./. Она управлялась «меняющимися требованиями военного руководства на земле, на воде и в воздухе»
/Кёрнер…, там же/. Этим обрушивалась любая спекуляция на старых экономических законах и с необходимостью вытекавшей из них катастрофе.
Франция, казалось, полностью забыла, как в 1789г. ей пророчили разрушение, и при этом она лишь упустила из виду, что экономические заботы не были решающими, пока выдерживалось сплоченное состояние нации, которое намеревались удерживать любыми средствами. Франция, которая в 1792г. казалась стоящей на грани финансового краха, через год смогла на десятилетие одолеть всю Европу. С восхвалением возврата демократии в новой Германии и ожидаемого вследствие этого воздействия на широкие круги внутри страны с опорой на идеологию, с помощью которой эмигранты надеялись на восстановление старой государственной формы, Франция потерпела полное фиаско. Возвещенное восстановление демократии и французская освободительная миссия обернулись насмешкой над теориями последнего десятилетия. История никогда не давала возможности, чтобы отжившие формы, недостойным образом ушедшие без борьбы из жизни, снова вводились искусственно и насильственно. С тех пор, как французский король в 1792г. позорным образом отказался от своего положения, авторитет Франции, как мировой державы, уже не мог быть восстановлен. В Германии демократия и парламентаризм были побеждены их собственным оружием. Они больше не имели внутренней силы сопротивления и не могли противостоять прорыву новой эпохи.
Уже изменение государственной формы могло быть постоянным только, когда оно вырастало из общественного мнения и поддерживалось им. Так введение веймарской конституции в Германии стало возможным вследствие того, что твердая тенденция внутри страны шла навстречу французской пропаганде и соединилась с ней. От так называемых демократических идеалов эпохи 1918-1933гг. Германия была избавлена коренным образом, поэтому для немцев они больше не имели ни малейшей притягательной силы, которая служила бы предпосылкой для любой демократической миссии Франции. Напротив, все немцы сознавали, какими роковыми были эти идеи, от которых Германия отреклась в революции 1933г. То, чего эмигранты не могли видеть, и о чем принимающая их страна также судила полностью фальшиво, был тот факт, что для новой Германии демократия нерасторжимо связывалась с воспоминаниями о национальном унижении, внешнеполитическом рабстве и долговой кабале. Демократию били ее собственным уничтожающим орудием.