– Вы не подскажете, как пройти на Покровку?
Прохожий, галантный старик в старомодной фетровой шляпе, переложил из руки в руку трость, склонился вперед и переспросил:
– На Покровку? Деточка, это вам нужно перейти Садовое кольцо, а там садитесь на троллейбус и поезжайте две остановки в обратную сторону. Потом опять переходите дорогу – обратно на эту сторону – и сразу будет Покровка. Или можно пешком по Садовому, здесь минут двадцать, не больше. Или по Лялину переулку, но, если не знаете, деточка, лучше не надо, запутаетесь.
– Спасибо.
Я еще раз посмотрела на листок, исписанный четким, каллиграфическим почерком Косой, и вдруг почувствовала, что мне нечем дышать. Косая нарочно дала неправильный адрес! Эта мелкая подлость была еще добродетелью с ее стороны – всего-то вернуться на две остановки. А между тем они даже не выдали мне проездного!
Я сидела на лавочке, на остановке «Курский вокзал», и плакала. Мимо спешили люди, проносились машины. На меня никто не смотрел. Светило солнце, на тротуарах искрился только что выпавший, еще не затоптанный снег, наверное, последний – чистый, белый, совершенно новогодний снег.
Я встала и побрела в сторону Покровки.
– Ну что, передала конверт? Долго ты… – В словах Косой я уловила усмешку. – Мы тебя к одиннадцати ждали. Теперь надо съездить на Серпуховскую, в фирму «Ляссе». Была там когда-нибудь?
– Приехала? Давай дуй на Серпуховку, – услышав наш разговор, выглянул из кабинета Корольков. – Отдашь им пленки, пускай переделывают. Только быстро! Одна нога туда, другая обратно.
О нет, моя карета слишком засиделась в тыквах. Надо эту лавочку прикрывать. Сейчас или никогда. Проживу и на электросенсах.
– Я не поеду.
– То есть как не поедешь?
– Так: не поеду.
– Не понял!
– У вас появилась вакансия, – говорю я устало. Никто, кроме босса, не слышит меня, редакция живет обыденной жизнью.
– Завтра уже апрель, – говорит Узьминичне Косая и снимает с гвоздика откидной календарь. Ей не терпится, должна же она, менеджер по календарикам, хоть в чем-то себя проявить. Я оборачиваюсь и вижу, как в веере страниц мелькает голубая надпись «Март» и сменяется новой цифирью.
Мы сидим в кондитерской «Бейглз», за столиком, похожим на каплю, Пал Палыч читает мой черновик, и я вижу, как карандаш, вначале лежавший в его руке неподвижно, начинает плясать по листу.
Я хмурю брови и недовольным кивком спрашиваю, что, мол?
– Потом.
Но я тяну лист на себя, вижу подчеркнутый пирожок, и ему приходится объясниться.
– Лерочка, здесь небольшая неточность. Вот смотрите. «Косая жует пирожок из французской пекарни». Если пекарня французская, – то она должна жевать круассан, – понимаете?