А патроны, как потом убедилась Ита, вообще необыкновенного качества.
Ита приложилась к ложу, посмотрела сквозь оптику.
— Видишь? — спросила Ингрид.
Усатый издали махнул им рукой и спрятался за сосну, высунув на палке пятнистую пилотку.
— Сможешь? — улыбнувшись, спросила Ингрид.
Ита увидела пилотку в перекрестье оптического прицела. Было ясно, что, задавая этот вопрос, Ингрид имела в виду не только ее меткость. К тому времени уже вовсю бродило по свету слово «крутой». Теперь Ита должна была доказать, что и она крутая.
Но стрелять в пилотку, особенно в первый раз — нелегко! Она выстрелила — пилотка подпрыгнула, дернулась, отлетела в сторону.
— Отлично! — У Ингрид было необыкновенное зрение, и она увидела все без оптики. — Годишься!
— В кого же я буду стрелять? — спросила Ита, сдерживая волнение. — И за сколько?
— Тихо! Ты при Гиви этого не спроси!.. Конечно, в абхазов. Тебя нанимает грузинская армия. Но ты будешь оформлена как доброволец. Напишешь заявление…
— Зачем?..
— Чтобы отмазаться! Красный крест там, всякие права человека… тебе-то не все равно? Такие условия игры! Платят двадцать пять за солдата, тридцать пять за офицера.
— Чего?
— Долларов!
— И сколько… в день набегает?
— Иной раз двести пятьдесят и больше, а иной раз… убьют!
Ингрид отвела ей на сборы три дня. Но какие у Иты особенные сборы — не в свадебное путешествие направляется. Однако кое-что она все-таки сделала. Подумала об этом еще там, на пляже, а теперь сделала. Пошла на рынок, где они торговали все вместе: грузины, армяне, абхазы, дагестанцы, прочие кавказские мужчины. Она старалась угадать. И наконец подошла к одному, не сказать, чтобы уж и слишком симпатичному. Улыбнулась. Кавказец сразу протянул хорошенькой девушке огромный, как апельсин, мандаринище и спросил, улыбаясь недвусмысленно:
— Хочешь?..
— А ты абхаз?
Они оба говорили на ломаном русском языке. Правильно ее когда-то учили, что это язык межнационального общения.
— Ты абхаз?
Парень смотрел на нее с огромным удивлением, наконец достал из кармана здоровенную пачку денег, как бы в доказательство своей национальной принадлежности.
— Да!
— Пошли!
На несколько подружек они снимали одну квартиру. Когда было занято, на окно ставили кактус: не заходи, мол, — колется! Она привела туда своего абхаза, перестелила постель своим бельем, которым пользовалась, приводя мужиков. Абхаз смотрел на нее с удивлением и радостью. Она сняла свитер, юбку, и он кинулся к ней, прижал, стал целовать, завалил на кровать.
Ите не нравилось заниматься любовью, как это описывалось и показывалось во всяких западных инструкциях и журналах: позы, поцелуйчики… «Лизните язычком вот тут, положите пальчик сюда…» Ей нравилось лежать, как подстилка, и выть от радости и от всего остального, что с этим делом связано. И чтобы ничем ты не могла слышать и чувствовать, кроме того, что называется причинным местом.