Сначала она танцевала на ковре из денег, потом ноги ее стали погружаться, увязать в купюрах, как в палых листьях в осеннем сквере. Вот уже и щиколотки ее скрылись в густой денежной массе, а разноцветные купюры все падали и падали, стараясь прикрыть теперь и ее красивые икры…
Лука с удивлением заметил, что тоже притопывает ногой в такт музыке. Танцевать красотке становилось все труднее. И вдруг все разом смолкло. Танцовщица повернулась к залу спиной, мгновенным движением расстегнула на платье «молнию» — сверху и до конца. Обнажилась ее красивая ровная спина, крохотные, символические трусики, божественно вылепленные бедра. Все звуки заглушила барабанная дробь — как в цирке перед смертельным трюком.
Внезапно со дна огромного блюда ударили мощные воздушные струи — деньги взвились могучим вертящимся смерчем, поплыли кверху. Там, где-то высоко, по-видимому, заработали мощные пылесосы. Так подумал Лука.
Ни одной купюры не вернулось на пол, вихрем унесло их под потолок. И это было странное, может быть, несколько пошлое, но потрясающее зрелище!
А танцовщица, которая продолжала стоять к залу спиной, вдруг резко подняла руки, будто вслед уходящему ввысь вихрю. И тут же новый воздушный поток сдернул с нее остатки платья. Оно исчезло вслед за деньгами.
Красавица была обнажена, если не считать некоторое подобие бикини на ее бедрах. Стихли барабаны, исчез ветер. Медленно, как во сне, она повернулась к залу. Изумительные прямые черные волосы, синие большие глаза, аристократически точеная шея и покатые, аккуратные, как у балерин, плечи, высокая грудь, от которой невозможно было отвести глаз. И дальше, дальше…
Медленно-медленно она опустила руки к узкой полоске трусиков, как бы раздумывая, снимать или повременить еще. В зале стояла та самая тишина, в которой, как принято говорить, можно услышать пролетающую муху. Красотка потянула еще секунду-другую и все-таки решилась убрать свою последнюю защиту. И Лука снова с удивлением почувствовал, что его желания совпадают с побуждениями остальных.
И вдруг раздался то ли взрыв, то ли выстрел. Сверху на танцовщицу, которая уже почти избавилась от последней детали своего туалета, опустился полотняный синий цилиндр. Толпа кричала, топала ногами. И Лука увидел себя вскочившим с места.
Полотняный цилиндр взлетел вверх. Блюдо-поднос светилось пустотой, словно там вообще никогда ничего не было. А перед глазами продолжала стоять женщина невероятной, невообразимой красоты. И что бы там ни говорили, ни шипели, ни злословили, ничего подобного никогда не было ни в Мулен-Руже, ни в лучших притонах Лас-Вегаса. Куда их скудоумию до России-матушки, которая и под Сталинградом осталась непревзойденной, и в деле великого блядства — тоже!