Жадность фраера сгубила! Вместо того чтобы пришить этого Лучкова, он купился на его разговоры, на этот крест… Стоп! Вот кто может что-то сказать — Рауф! Немедленно в бункер был отправлен Чукча, и через две минуты Рауф сидел перед Артистом. Бледный, он не сводил взгляда со своей руки, которая была туго затянута ременной петлей. Рядом стоял Чукча с плоскогубцами.
Надо сказать, ни Чукча, ни сам Артист не были мастерами в деле пыток. Это любил Мальчик. Но Артист знал, в каких отношениях этот кавказец со страхом, и, если его придавить психологически, он расколется.
Да, страх с некоторых пор довлел над Рауфом. Но дураком его никто никогда не считал. Он понял, что, если признается, убьют. И еще он понял, что Лука на свободе. И значит, у него тоже появился шанс. Это дало ему силы держаться.
— Это ты отдал ему крест?
Рауф не знал, как выгодней в этом случае солгать, и потому решил ответить правду.
— Нет. Зачем мне? — Он тут же сообразил, что Лука, вероятно, крестом подкупил кого-то. Неужели их можно было так просто подкупить? Жуткая досада охватила его.
— Где взял крест?
— Ну… во время операции нашел…
— Прятал где?
Вопрос этот не имел особого значения, Артист задал его машинально. Рауф ответил. И тогда Турукин заговорил наконец о том, с чего надо был начинать. Причем не сейчас, а еще тогда, когда Лучков морочил ему голову про свое чутье.
— Ты доставал крест? Лучков мог его видеть?
— Лука? Нет, при нем не доставал… Артист повернулся к Чукче.
— Отведи этого идиота назад. Можешь врезать ему… И сразу обратно, ты мне нужен.
Итак, Лучков ловко связал две случайности, размышлял Турукин, монеты и крест. И все это для того, чтобы его, Артиста, обвести вокруг пальца и выйти за ограду. Но зачем? Он же все равно под конвоем. Неужели надеялся на случайных ментов? Нет, конечно! Выходит, у него была постоянная связь с волей? Через кого? И Толику ничего не оставалось, как заподозрить кого-то из сопровождавших Луку. И еще ему пришлось признать, что малохольный Лучков, который, казалось, кроме как болтать, ни на что не годился, был связан с кем-то могучим и умным. Но об этом поздно сокрушаться. Необходимо срочно выяснить, что же там в действительности произошло. Если непоправимое — бежать. И от КГБ, и, главное, от тех, кому принадлежал черный бизнес сердец и почек.
Бежать — значит все потерять. Да и не убежишь…
— А ты, — Турукин ткнул пальцем в Семена, переминающегося с ноги на ногу, бледного то ли с похмелья, то ли от «колес». — Ты поедешь сейчас на Немецкое кладбище и узнаешь.
— Что ты, крестный!.. — забормотал Семен, стараясь этим льстивым «крестный» как-то отвести от себя беду. — Да я же не по этим делам!