Маршан был прав, что послал наряд полицейских охранять профессора языкознания.
Мне тут же вспомнились намёки Маршана на каких-то очень важных людей заинтересованных в безопасности Калебо. Гипотеза о тайном обществе, впервые в шутку высказанная Хендерсоном, стала обретать под собой осязаемые черты международного заговора. Надо поинтересоваться у семьи Рахмана, не появились ли у него в последнее время новые и необычные друзья. Не изменилось ли у него настроение, не обнаружились ли новые привычки, не было ли частых телефонных звонков от незнакомых семье людей. Я был уверен, что Гибсон из отделения на Бетнал Грин уже задал наводящие вопросы из этой серии, но долг и любопытство требовали, чтобы я сам поговорил с семьей Рахмана. О чём я и сделал пометку в блокноте.
Мы остановились в Ашфорде. В салоне прибавилось ещё пара человек, и после двухминутной стоянки поезд отправился дальше. В скором времени мы должны были въехать в туннель. Следующая остановка — Лилль. Уже на французской территории.
Я чувствовал, что в своих размышлениях захожу в полный тупик. Тема Джека Потрошителя никак не вязалась с гипотезой о секретном обществе. Неужели они разыграли весь этот спектакль только для того, чтобы воздействовать на психику Арлингтона? В таком случае, производительность их совместного труда была невелика. Арлингтон ни разу в своём письме не упомянул о том, как был убит Рахман. Похоже, что он даже и не знал всех деталей: «Вечерний Стандарт» опубликовал паспортную фотографию Рахмана и, по настоянию полиции, ограничился лишь несколькими скупыми строчками. «Зверски убитый в Ист-Энде» — так по-моему Арлингтон отозвался о Рахмане. Ни слова о Джеке Потрошителе. Даже в связи с нарочито продемонстрированным ему косметическим подобием патологоанатомического шва…
А если бы Арлингтон газет не читал? Я вот, например, не читаю. Только руки пачкать и расстраиваться. Пропала бы затея.
В этот момент я был приятно отвлечён от скорбных размышлений. Привлекательной наружности девушка в униформе проводницы Евростара вручила мне обеденное меню (выбор всего из двух блюд, но какие красноречивые описания десерта, сыра и вин!) и поинтересовалась, что я буду пить. Я тут же купился на её чрезвычайно сексуальный акцент. Французским винам я предпочитаю французский акцент. Когда француженка говорит по-английски — это уже пятьдесят процентов того самого «жё не сэ куа», что притягивает меня к противоположному полу. А эта девушка обладала и всеми остальными пятидесятью процентами: миниатюрная шатенка, глаза в пол-лица, огромные ресницы, густые, как стог сена, каштановые волосы. Евростаровский значок на груди констатировал, что чаровницу зовут Южени.