— Уж не ты ли братец мой? — усмехнулся Иван Васильевич.
— Юродивый царь да блаженный брат — даже для Руси многовато.
Размахнулся тут царь Иван Васильевич и что силы было ударил Блаженного по худой, одной кожей обтянутой щеке.
И вышел, хозяйку оттолкнув и дверью громыхнув.
Царь Иван Васильевич то ли на богомолье, то ли по делам многотрудным отъехал, до весны-красны отсутствовал. А приехав, спросил первым делом, не видел ли кто Василия Блаженного. Побежали тут приказчики с дьяками да глашатаи с приставами, поголосили и на Кремлевских площадях, и на Красной, а доложили, что никто Блаженного не видел аж с Великого поста. И мраком подернулся лик государев.
— Знать, призвал Господь Блаженного всея Москвы. — Так и сказал, говорят.
А на другой день доложили, что вдова стрелецкая, именем Акулина, упрямо к нему пробивается.
— Сюда ее!..
Приволокли в саму Грановитую палату, на узорчатый пол бросили.
— Все вон!.. — закричал государь.
Все враз выкатились, задами пятясь. А Иван Васильевич к вдове подошел, с пола поднял:
— Жив ли Василий?
Жив, государь. Не вели казнить, только с твоей царской пощечины и до сей поры встать не может. Просил тебя, царь-государь, к нему с кузнецом пожаловать.
Пожаловал государь с кузнецом и с Малютой. Так втроем в горницу и вперлись.
Лежал Василий белее рубахи и прозрачнее июньского облака. Легкий, как душа безгрешная. Улыбнулся царю через великую силу, сказал:
— Пусть кузнец с Малютой во дворе обождут. Пока мы с тобой, царь Иван, в остатний раз побеседуем.
Грозный государь всех за дверь выставил, подсел к Василию.
— Синодик повелел составить?
— Составили уж.
— Меня в него впиши. Все одно убьешь.
— Зачем? Ты мне живой любопытнее. Лекаря своего пришлю.
— Лекарь от смертных мук не избавит. Победит татарин в душе твоей, стало быть, и убьешь.
— Какой татарин? Говори да не заговаривайся, блаженный!..
— Ох, темна душа твоя, Иван, дочерна темна, — вздохнул Василий. — И во тьме той двое дерутся, вижу их. Русский витязь с татарским богатырем в смертной схватке сошлись. Когда витязь побеждает, светлеет душа твоя, когда богатырь — тьма сгущается.
— Нет татарской крови во мне, — нахмурился Грозный. — Греческая есть, литовская есть, а...
А битву на реке Ворскле помнишь? Разгромили тогда татары литовцев, и великий князь их Витовт в леса бежал. Три дня один бродил по чащобам, пока вольного казака Мансура не встретил. Спас его вольный казак, за что получил от Витовта урочище Глину и титул княжеский.
— О матери моей вспомнил? О Елене Глинской?
— О ней, государь, ее предок Мансур Витовта спас. А был тот Мансур сыном Мамая проклятого, которого пращур твой Дмитрий Донской на поле Куликовом за великие злодейства покарал. Вот и породнились кровушки победителя да побежденного, русского да татарина. И битву свою Куликовскую в душе твоей продолжают. То один верх возьмет, то другой; а ты маешься, что братца настичь не можешь. Так успокойся, изгони страх из души своей. Отрекся брат твой от жизни мирской и ничем тебе не угрожает. Блаженному многое открыто, государь.