Мама спросила:
— А ты видел, как их накрывало?
— Видел, но не цветы, а бруснику.
— Значит, ты ягод хотел принести?
— Ягод, — признался сын, — только я их не мог отыскать. Наверно, птицы все ягоды поклевали. Зато цветов там много-премного.
В полдень к Мишуткиной маме явилась тётя Наташа, молодая, полная фельдшерица с широкоскулым добрым лицом. Мишутка спросил у неё:
— Скоро вылечишь нашу маму?
— Скоро, — сказала тётя Наташа.
— Ты лечишь только больных?
— Только больных.
— А я какой?
— Это сейчас мы проверим! — тётя Наташа внимательно смотрит Мишутке в глаза, заставляет открыть шире рот, поглубже вздохнуть, вертит его так и эдак.
Мишутка смотрит на трубку, к которой тётя Наташа подставила ухо, слушая его сердце.
— Бьётся? — спрашивает с тревогой.
— Бьётся.
— А как бьётся?
— Спокойно и ровно.
— А это плохо?
— Что ты, маленький! Хорошо!
— Я когда повзрослею, — объявляет Мишутка, — буду, как ты, врачом.
— Нравится разве?
— Угу! Я всем-всем буду делать уколы, чтобы меня боялись!
— Ну, маленький! Лучше тогда тебе быть военным!
— А я и так военный! — Мишутка гладит себя по зелёной рубашке с небольшими погонцами на плечах.
— В сам деле! — смеётся тётя Наташа. — Какой на тебе красивый костюмчик!
— А угадай: кто его мне купил?
— Ну, я, например, не знаю.
— А я тоже не знаю! — признаётся охотно Мишутка и, проводив до порога тётю Наташу, глядит в окошко ей вслед, как идёт она по дороге, одной рукой прижимая к себе саквояжик, другой — защищая лицо от ветра. А чуть подальше, за почтой с трепещущим флагом, где дорога делает поворот, он видит трактор с санями. Трактор везёт с пилорамы воз свеженапиленных брусьев. Кто, интересно, в кабине? Наверное, дядя Кондрат. Мишутка подпрыгивает, точь-в-точь воробей на солнечной ветке. «Хорошо быть военным! — думает он. — И врачом хорошо! А всех лучше быть трактористом, как дядя Кондрат! Возить на тракторе сено, солому и брёвна да ещё поле пахать, чтобы на поле выросло много хлеба».
Поздний вечер. Звёзды льют на сугробы меркнущий свет. Морозно. Где-то вдали с нарастающим рокотом движется трактор. Сумерки погустели, прижались к лапам елей, нависших над длинной поленницей дров.
Крылечная дверь отворилась, и на заснеженный двор в лёгоньком пиджачке выскочил простоволосый Мишутка. Подбежал к поленнице дров, набрал охапку, весело крикнул:
— Морозяга-та, ух!
И вдруг откуда-то сверху кто-то громко передразнил:
— Ухх!
«Померещилось, видно», — подумал Мишутка и снова сказал:
— Ух!
И опять из хвойных потёмок:
— Уххх!
Мишутка взглянул на деревья и вздрогнул, заметив два золотисто-зелёных огня. Показалось ему, что огни помещались над чьей-то взлохмаченной бородой. Сердце у мальчика провалилось. Рассыпая поленья, бросился наутёк.