– Мне жаль, что ты не едешь вместе со мной, Ноак!
– Ерунда, Хаапе! Только не забудь навестить мою жену и передай ей, что я тоже скоро приеду!
– Не волнуйся! Я попрошу ее приготовить для тебя соломенную подстилку и пошире раскрыть все окна и двери, а то тебе, возможно, будет недостаточно холодно дома!
– А ты прихвати с собой парочку русских вшей, чтобы чувствовать себя уютно…
– И немного конины…
– Скажи жене, чтобы она испекла для меня солдатский хлеб…
Мы снова расхохотались и начали хлопать друг друга по плечам, когда в комнату вошел Генрих.
– Генрих, я сыт по горло этой проклятой Россией! Пакуй мои вещи! – крикнул я.
Генрих посмотрел на меня так, словно я окончательно свихнулся.
– Мне дали отпуск, Генрих, баранья голова ты этакая!
Лицо Генриха расплылось в широкой улыбке.
– От всей души поздравляю, герр ассистенцарцт! Бегу паковать вещи!
Мы с Ноаком просидели допоздна, вспоминая старые времена. Мой багаж и автомат были сложены у стены. Когда последнее полено догорело в старой русской печи, мы легли спать.
В 4 часа утра мы с Генрихом уселись в сани. Возницей был русский хиви Ганс. Темное ночное небо было затянуто тучами, и ветер то и дело швырял нам в лицо снежные заряды. Над нашими головами вдоль дороги ударила вражеская пулеметная очередь, в Гридино продолжали рваться снаряды. Над Крупцово в небо взлетела осветительная ракета. Вероятно, русские проводят разведку боем! – подумал я. Над тыловым районом где-то высоко в небе монотонно тарахтела «Хромая утка». Это были звуки обычной ночной симфонии оборонительной линии Кёнигсберг, которые были хорошо знакомы нашему уху.
Когда мы подъехали к тыловой деревне, я подал знак Гансу, чтобы он свернул к домику Нины. Внутри горел свет. Ольга открыла дверь еще до того, как я успел постучать.
Нина лежала в кровати и смотрела на меня своими огромными глазами. Они уже не были затуманены от высокой температуры, а смотрели проницательно и таинственно, как и раньше. Я придвинул к кровати стул и взял ее руку. Пульс был ритмичным и наполненным. Нина крепко пожала мне руку и задержала ее в своей руке.
– Я вам очень благодарна, герр доктор, за все, что вы для меня сделали! Вы…
У нее на глаза навернулись слезы, и она на мгновение отвернула голову в сторону, по-прежнему не выпуская моей руки.
Не пытаясь высвободить свою руку, я ласково сказал ей:
– Скоро тебе будет гораздо лучше, Нина! Я знал, что ты справишься с болезнью – у тебя есть сила воли!
Ольга стояла в ногах кровати и буквально светилась от радости. Нина что-то сказала ей по-русски, и Ольга отошла к печи. Поставив самовар на стол, она налила мне чашку горячего чая.