– Это будет четвертая страна, – напомнил я Хавинсону. Уже после назначения в Стокгольм мне добавили Норвегию и Данию, где вовсе не было корреспондентов ТАСС (в Стокгольме обязанности нашего корреспондента выполнял шведский журналист-коммунист).
– Если обстановка сложится действительно так, как я ожидаю, мы непременно пришлем в Стокгольм еще двух-трех человек, – пообещал Хавинсон – А вы ищите там людей, которые помогли бы вам освещать жизнь не только Швеции, но и Норвегии и Дании – Он подумал немного и подчеркнуто добавил: – И Финляндии! Непременно и Финляндии! Они могут потребоваться вам сразу же!
Гнетущее чувство, вызванное ожидавшей меня неизвестностью, усиливалось сознанием тяжелого и, может быть, непосильного бремени, которое свалилось на плечи человека со столь ограниченным жизненным и журналистским опытом. Возвращаясь около трех часов ночи домой, я очень жалел, что позволил Щербакову уговорить меня поехать в Берлин. Вместо одной Германии на моей ответственности оказались три страны с вероятной перспективой, что к ним прибавится четвертая – самая трудная и тревожная.
Друзья, которых я пригласил, приготовив все необходимое для проводов за границу, давно поели и попили все, и одни разошлись по домам, другие уснули тут же. Запасливые соседи-грузины – они издавали в Москве «Ведомости Верховного Совета СССР» на грузинском языке – принесли бурдюк вина, привезенного накануне из Грузин, и мы попытались придать проводам должный характер в те два-три часа, оставшиеся до моего отъезда.
Ночью в Москве выпал первый снег, и улицы, по которым мы ехали на Центральный аэродром, были совсем белыми. Снегом был занесен и аэродром. Шведский самолет, на котором я улетал, прокатился по стартовой дорожке два раза, прежде чем разогнался и взлетел. Развернувшись над заснеженной Москвой, он взял курс на северо-запад. Пустынный аэродром Великих Лук, где самолет опустился, был залит дождем, под дождем оказалась и Рига, а затем и Балтийское море.
В Стокгольм мы прилетели уже вечером. На вокзале аэродрома Бромма – он расположен на окраине шведской столицы – меня встретил первый секретарь полпредства Сысоев, провел через таможню и иммиграционную полицию. Полицейским оказался некий… Петров (позже я убедился, что белоэмигрантов много не только в шведской полиции). Он знал Сысоева, поощрительно улыбнулся мне и сделал рукой жест, словно приглашал вступить на землю Стокгольма.
Полпредская машина доставила нас в центр столицы – движение в Швеции было левым, и езда по «неправильной стороне» тревожила меня, заставляя время от времени вскрикивать: «Осторожно! Встречная машина!» Сысоев помог мне поселиться в гостинице «Еден» (Рай), оставил схему, как найти полпредство, и уехал. Утомленный долгим и трудным полетом – над Балтийским морем летчики, опасаясь неожиданного нападения самолетов воюющих держав, вели самолет, едва не задевая крутые, с белыми гребнями волны, – я тут же уснул. Только утром увидел, что перед отелем лежит большой, по осеннему голый и черный парк, а совсем недалеко расположена площадь, по которой часто снуют трамваи, – это была одна из главных столичных площадей, откуда начиналась самая известная улица Кунггатан (Королевская).