Пока пройдёт гнев твой (Ларссон) - страница 5

Казалось, что этот самолет давно уже ждал нас. В то же время мы понимали, что искали именно его и недаром прочесывали все озеро. Мы знали, что он должен быть где-то здесь.

Тем не менее картина, открывшаяся моим глазам на черно-зеленом дне озера, казалась мне нереальной. Самолет был гораздо больше, чем я думала. Симон направил на меня свой фонарик. Я поняла, что он хочет видеть мою реакцию, мое радостное лицо. Хотя, конечно, именно этого он и не мог разглядеть под маской.

Он вытянул руку и помахал ею. Это означало «расслабься». Я уже заметила, что дышу слишком учащенно. Нужно успокоиться, чтобы хватило воздуха.

Двадцать минут — это предел, потом окоченеем. Мы направили фонарики в сторону самолета. Световые конусы заплясали на покрытых илом обломках. Я пыталась определить модель. Может, «Дорнье»? Мы принялись руками расчищать фюзеляж от тины. Нет, поверхность рифленая. Это «Юнкерс».

Мы осмотрели крылья и наткнулись на мотор. Я почувствовала: что-то здесь не так. Все это как будто существовало, но в то же время не на самом деле. Мы поплыли обратно. Я держалась рядом с Симоном, крепко вцепившись в страховочный трос. Потом мы увидели шасси — оно лежало поверх одного крыла.

Симон повернулся ко мне и описал полукруг вытянутой рукой. Я поняла, что это значит: самолет лежит вверх тормашками. Вот откуда это ощущение «ненастоящности». Должно быть, он перевернулся, когда падал в воду. Сделал сальто-мортале, ушел на глубину тяжелым носом вперед и лег на спину. При такой «посадке» весь экипаж, вероятно, погиб сразу.

Нам захотелось проникнуть внутрь. Поискав некоторое время, мы обнаружили за крылом боковую дверцу. Однако она не открывалась, а окошки оказались слишком малы, чтобы мы могли пролезть.

Тогда мы направились к носу. Там, где должен находиться двигатель, ничего не было. И это подтвердило мои предположения: самолет ударился носом, после чего мотор отвалился и вся машина легла на дно. Окна в кабине разбиты. Приблизиться к ним трудно, поскольку они перевернуты, однако возможно.

Симон посветил фонариком. Где-то там, внутри, плавали останки экипажа. Я мысленно готовила себя к тому, что могу увидеть, но в кабине царила темнота. Думаю, что тогда Симон пожалел, что не купил страховочную катушку, как я советовала. Закрепить трос было негде. Но я крепко держала его, и оба мы были уверены, что он надежно закреплен на наших грузовых поясах.

Симон направил луч фонарика на себя. Потом показал на меня. Это означало: «Оставайся здесь». Затем он выставил вперед ладонь с растопыренной пятерней. Два раза. «Десять минут».