День рассеяния (Тарасов) - страница 2

Девятерых потеряла сотня за это лето, хоть ни с кем и не бились. В Ковно гнали с письмами: вот так же, как здесь, лес обступал. Стволы, зелень, глухая стена с обеих сторон — пуща, вечная глушь. Час предзакатный, тишина, вдруг — жиг! жиг! — и двое валятся с седел, в спине стрелы. Кто стрелял? Немцы ли в засаде сидели? Жмудины ли подкупленные? А на Подолье — солнцегар, духота, пёк, в рубахе потно, но три дня кольчуг не снимали — по пятам втрое больший отряд шел. Бой не примешь — вырубят. В железе три дня и скакали, варились, как раки в котле, как грешники в пекле. Так всю жизнь можно и промотаться. Дорога, бесконечная скачка, одурь в уме. Пять месяцев пронеслось скорее недели. Выехали — зеленело, а уже лист облетает, прелью осенней дышит лес, и ничего в памяти — лишь конская грива, сзади храп, стук, ржание коней, да друг Мишка Росевич обок. Случай бы бог послал, вот о чем надо помолиться. Это Росевичу хорошо, его нужда не заботит — единственный сын, отцовская вотчина вся ему перейдет. Ну, сестре приданое выделят — что за ущерб! А как их, Ильиничей, шестеро братьев. Раздели вотчину на шесть кусков, что достанется? Отец и думать не стал: старшим по половине, а младшим— вот мечи, кони — выслуживайте. И отец Мишкин известен на княжеском дворе — товарищем Витовту был, из Крева помогал бежать, во всех боях при князе ходил, только под Ворсклой не повезло, татары саблями покусали — охромел, окривел, сидит в своей Роси. Мишке бога не просить. Его великий князь и без бога найдет случай возвысить.

Случай, думал Ильинич. Еще угадать надо, тот ли случай. Вон, Рамбольд решил отличиться, повел хоругвь на пруссаков, два замка сожгли, рыцарей высекли — и не угадал. Не надо было, мир нарушил. Ягайла с немцами примирился до лета, немцев до лета тронуть не моги. И оказалось, крыжа-ков рубили на свою же беду. Самому Рамбольду голову и отделили. А не рвался бы награду искать — жил-был по сей бы день. А не будешь искать — не найдешь.

Ильинич невольно перекрестился.

— Ты чего? — удивленно спросил Мишка.

— Человек один припомнился. Царство ему небесное. Рамбольд.

— Да,— вздохнул Мишка,— горько погиб.

Еще бы не горько. Зря, ни за что, за доброе дело. Жесток князь Витовт. Зачем было голову сечь? Хватило бы в подвал кинуть. Война на носу, каждый меч пригодится будущим летом. Умелый был рыцарь, отважный, а его, как татя, трык-нули топором на радость немцам. Кто мог знать, что примирятся, что Витовт и войско собирать не станет. Темно, не понять, о чем думает великий князь. Да и как разобраться в больших делах маленькому человеку? Боярин что воробей — из какой бы кучи зерно утянуть, а великий князь орлом парит над княжеством, все видно ему, все грозы на рубежах — там ливонцы, там пруссаки, там венгры, там татарская орда, обо всех надо думать. Князь сейчас метко бьет, научила Ворскла.