И бродяги это чувствуют. Недаром такими принужденно-кроткими стали их лица.
Лишь старик Лехман не может побороть обуявшую его злобу: насупясь, сидит на бревне и угрюмо на всех посматривает суровыми глазами.
Да еще Андрей-политик сам не свой. Воспаленные глаза его жадно кого-то в толпе ищут. Он устало дышит полуоткрытым ртом и, облизывая пересохшие губы, невнятно говорит:
- Я вам никто... Слышите?.. Я сам по себе...
Но его слов не понимают.
- Слышите? Где староста? Где сотский?..
- Брось, милый, - советует ему тихим голосом Антон, - ишь они пьяные какие... Брось...
Старый Устин, усердный господу, ближе всех к бродягам. Он ласково им говорит:
- Вы вот что, робенки... тово... Ведь мы не с сердцов...
- Как же не с сердцов, - злобно сказал Лехман. - Ты спроси-ка вот нашего товарища, - указал он на Антона. - За что мужик ему в ухо дал? Это не резон.
- А потому, что вы пакостники, - раздраженно сказала баба в красном.
- Пакостники? - повысил голос Лехман. - Чего мы у тебя, тетка, спакостили?.. Ну-ка, скажи!
- Дак вы тово, - сказал, размахивая руками, Устин, - вот залазьте в копчег да и спите с богом, покамест у хресьян гулянка, а там выпустим. Кешка, отпирай чижовку-то...
И, обернувшись, посоветовал:
- А вы, бабы, тово... Принесли бы чо-нибудь пожрать мужикам-то... Молочка там али что...
- Ну, так чо, - ответила баба в красном и пошла.
- Кешка, отпирай копчег! - опять скомандовал Устин. - Робятушки, залазь со Христом.
- Врешь, старик... Не имеешь права!.. - выкрикнул Андрей, погрозив Устину пальцем. - Я не бродяга... Понял?
Народ стал разбредаться.
Придурковатый звонарь Тимоха поглядел на алеющий восток, подумал, почесал бока и пошел к часовенке "ударить время".
Антон продолжал успокаивать Андрея:
- Ничего, Андреюшка... Завтра утречком... Пусть они продрыхнутся...
Устин с каморщиком Кешкой орудовали у чижовки.
- Вы, робенки, идите... Чего вам.
Кешка огарок из сборни принес. Тетка в красном молока две кринки и яиц с хлебом притащила.
- Де-е-ло, - одобрил Устин, заложив руки назад.
Тимоха из усердия три раза в колокол ударил.
Устин взглянул на гору, где часовенка, и опять сказал:
- Де-е-ло...
Бродяги, посоветовавшись, наконец зашли в чижовку.
Ванька Свистопляс уже кринку молока ополовинил, Андрей-политик нейдет:
- Вы меня отпустите... Я политический...
- Политический?! Ха-ха... Ладно... Все такие политики бывают... Ты нам дорогой все уши просмонил, шкелет... Ты пошто наутек было хотел? А?! враз сердито заговорила стоявшая с ружьями стража.
- Я, господа, вам серьезно говорю... Пустите...