Тихий плач в стороне… Маша? Внучка… поня — ятно. Кажется, мое дело — труба. Если уж наша маленькая «железная леди» не сдерживает слез…
— Док — тор… сколь — ко? — Рука изо всех утекающих сил хватается за полу прошелестевшего рядом халата. Размытое лицо, замершей от неожиданности женщины… да, женщины, запах духов я чувствую.
— Вам нельзя говорить… — Ровный, мягкий голос… усталый.
— Дедушка! — Маша срывается с места и одним рывком оказывается рядом со мной. — Де — еда! Ты очнулся!
— Не шумите, или я выведу вас отсюда. — Чуть недовольства в голосе врача… наигранного недовольства. — Вашему дедушке нужен покой.
— Покой нам только снится… — Раздвигаю сухие губы в подобии улыбки. — Девочка, мне недолго осталось, дай поговорить с детьми, а?
— Что вы… вам нужно отдохнуть… — В голосе врача появляются нервные ноты. Молодая еще, неопытная, точно… Сколько я их на своем веку повидал…
— Скоро отдохну, милая… — Кашель прерывает слова и на белоснежном пододеяльнике появляются красные пятна. Ну да, этого следовало ожидать… значит, предчувствие не врет… оно никогда меня не обманывало, да… Вытираю тыльной стороной ладони губы, а другая рука начинает шарить вокруг, и в нее тут же утыкаются мои очки, поданные внучкой. Умница. — Родители где?
Врач тихонько отходит в сторону.
— Там. И Иринка с Лешкой, тоже… и дядька. И тетя Оля со своими… — Заплаканная мордашка внучки кивает на входную дверь. Ну да… вчера же мой день рождения отмечали, ничего удивительного, что вся семья в сборе. Хотя, подарочек я им подарил, конечно… м — да… — Позвать?
— Конечно… — Хочу кивнуть, но понимаю, что на это уйдет слишком много сил. Поберегусь. Недолго осталось.
— Де — еда…
— Зови их, егоза.
В палате становится людно. Докторица явно не в восторге от происходящего, но перечить главврачу, а по совместительству, моему среднему сыну, опасается… или стесняется. Зря, он хороший человек… вот только женился, придурок, на своей работе. Автоматически окинув взглядом мнущуюся у окна врачиху и, неожиданно легко понимаю ее смущение. О как…
На глазах у удивленных детей, жестом подзываю ее к себе, а когда не менее удивленная докторица склоняется к моему лицу, чуть не задевая весьма внушительным бюстом, усмехаюсь. О да, хороша…
— Позаботься об этом оболтусе, пока он окончательно в монахи от медицины не ушел. — Глаза женщины округляются, она краснеет и чуть ли не отпрыгивает от меня, одновременно устремляя ошеломленно — испуганный взгляд на начальника.
— Ну, ба — атя — а! — Гудит этот медведь, пунцовея не хуже докторицы. Кха — ха — ха…