Люди из клуба вышли на улицу и тихо стояли с унылыми лицами, переговариваясь вполголоса. Мелькала мигалка скорой, менты о чем-то разговаривали с врачами. Он лежал неподвижный в неестественной позе... беззащитный, совсем еще ребенок. Наша машина, притормозив, медленно катилась мимо, водиле было интересно, что там случилось. Разговор остановился, мы смотрели в окно, зазвонил телефон. Организатор объяснял, что концерт прекращен из-за убийства. Мы вышли из машины, нам нечего там было делать, помочь мы никому и ничем не могли.
Разделение на чистых и нечистых. Они разделили мир на врагов и своих. Кем на самом деле были враги, чем они занимались – не имело значения. Подробности все усложняют. Они убили его за то, что он шел на концерт. Все, кто шел на этот концерт – враги. Его или следующего, или предыдущего – это не имело значения. Они готовились, собирались, обсуждали, кто, что и как будет делать, говорили, что время пришло. Как будто они собирались совершить подвиг, а не впятером убить человека, напав из-за спины. Они делали общее дело, они чувствовали, что теперь они не никому не нужная шпана, они – борцы. Борцы за что-то такое, очень важное.
Однажды они выросли и почувствовали, что у них есть мускулы, никто не объяснял им, что с ними делать. Они дрались на улице и узнавали, что они – сила. Избивали дворников и одиноких прохожих. Драка – победа. Еще драка – еще победа. Они думали: «когда уже кто-нибудь нас остановит?» Они даже стали нападать меньшим составом на большие, чтобы понять, где грань, но им везло – они все время выходили победителями. Они решили, что так и должно быть, грани нет. Они искали то, что их остановит снаружи, и не догадывались, что стопор должен был быть внутри. Никто их не остановил, они нападали внезапно, яростно и безжалостно. Они сделали татуировки – смешной заводной апельсин танцует со свастикой на ножках. По выходным они тренировались в заброшенной больнице. Никаких сомнений, только вперед.
Наше такси уже давно укатилось мимо, но мы молчали, как будто были еще там, еще и еще раз прокручивая в голове эту картину: они идут на концерт, шутят, смеются, вдруг все бегут, белые перчатки, лезвие ножа, кровь. Он даже не успевает понять. Еще раз и еще раз. Вот милиционер звонит его матери, и сообщает, что ее сына убили. Позже мы узнали, что он был единственным сыном, отца не было. Не знаю, кричала ли его мама, когда услышала, что ее сын больше не вернется, или беззвучно зарыдала, отвернувшись. Это тоже история о бессмысленной жестокости, смешного в ней не было ничего, хотя какие-то совсем уж жалкие шакалы захлебывались от ликований и глумливых шуток в Интернете. Может, они действительно думали, что именно это и есть победа белой расы. Может, они повзрослели и теперь им стыдно вспоминать, о том, что они тогда писали, хотя, скорее всего, они просто забыли. Мало ли кто чего написал, это же Интернет.