В мощном потоке научной и учебной литературы, посвященной Второму рейху и Grunderzeit (эпохе основания германской имперской гегемонии в конце девятнадцатого века), ощущается стремление представить Вильгельма II инфантильным фигляром и мелким капризным деспотом; многие его катастрофические решения и поступки приписывали невротическому стыду кайзера за высохшую и атрофированную левую руку. Оставив в стороне эти дешевые квази психологические объяснения, которые, слава богу, выходят ныне из моды, стоит по этому поводу заметить, что разрушительные тенденции германского нового курса были не чем иным, как тревожным признаком сползания к распаду. Как сказал недавно один немецкий историк, Вильгельм II не был творцом германского высокомерия, но лишь самым заметным его носителем (11).
Таким образом, к концу девятнадцатого века в том, что касалось экономики, Германия и Америка буквально дышали в затылок Британии. Но понимание этого факта британцами отнюдь не исчерпывало дела. Америка говорила на вполне сносном английском, могла быть «либеральной» и, что самое важное, была, как и сама Британия, островом. Америка не могла представлять угрозы. Немецкий язык настолько же далек от английского, насколько близок Вильгельмсхафен к Дувру. Германия была рядом, на континенте. Но было кое-что еще.
Морские столкновения...
К концу девятнадцатого века стало совершенно очевидно, что Вильгельм II изо всех сил стремится создать мощный имперский военный флот. В самой Германии несколько насторожились космополиты — социалисты и либералы, — и это было естественно, так как такие действия вели к прямой конфронтации с Британией. Но недовольны были и консервативные аграрии: мощный флот означал открытую торговлю и усиление налогового пресса. Империя успокоила класс землевладельцев — так называемых юнкеров*
* Имеется в виду земельная аристократия, которая правит, опираясь на бастион земледельческого класса. Слово «юнкер» происходит от древневерхненемецкого слова Juncherro — «молодой господин».
— протекционистскими тарифами и принялась наращивать свои военно-морские усилия, восторженно встреченные подавляющим большинством общества — либералами, католиками, пангерманистами, богатыми собственниками и не столь богатыми социалистами из низших слоев общества, короче говоря, всеми, кто в той или иной форме был «националистом»: в то время считалось просто неприличным не испытывать частицы коллективной гордости за столь поразительные достижения молодой империи.
Пропаганда, массовые уличные собрания в ответ на германский ура-патриотизм, взвинчивание патриотической лихорадки среди простых британцев, скармливание им порций священной ненависти стали обычным делом для британского правительства и зависимых от него печатных органов: при необходимости этой лихорадкой можно было воспользоваться без всяких дополнительных усилий (12). Но проникновение Германии в воды Северного моря, а оттуда легко предсказуемый выход немецкого флота на мировые морские коммуникации — все это вызвало в Британии, мягко говоря, серьезную озабоченность. На этот раз рейх зашел слишком далеко. Он замахнулся на святая святых британского имперского правления, на священный военно-морской флот Британии, на королевский флот, который был инструментом всех завоеваний Великобритании с профетических елизаветинских времен, с дней Джона Ди — астролога, картографа, оккультиста и придворного разведчика королевы.